— Вы представляете? Представляете?
— Что случилось?
— Решил я, значит, пройтись до работы пешком. Школьники! Уйма школьников! Стаями! Пиджачки, юбочки, галстучки, бантики. Совершенно невозможно. Хорошо. Поеду на автобусе. Раз такие дела, придётся потратиться. И вы представляете?
— Что же?
— Студенты! Полный автобус студентов! Я регулярно смотрю канал «Планета животных» и наивно полагал, что современные студенты перемещаются исключительно на личных автомобилях. Ничего подобного! Надо плюнуть в лицо тому, кто распространает эту подлую дезинформацию. Не продохнуть. И все норовят прижаться к лицу своими молодыми пухлыми сиськами. Это отвратительно. И все со студенческими проездными. А тут это чувырло.
— Кто?
— Контролёр! Подходит ко всем: Проездной? Студенческий? А студенческий билетик имеется? Покажите. И каждый лезет в папочку, в сумочку, ищет, ищет. К следующему: Проездной? Студенческий? А студенческий билетик имеется? Покажите. До бесконечности. Думаю, а может сказать ему, что я студент? Вечный. Хорошо. Выдержал я эту пытку, чуть свою остановку не проехал, хоть она и всего одна. На проходной охранник: «Пропуск!». По карманам хлоп, хлоп, нету. Не иначе студенты в автобусе окрестили. Оставил ему удостоверение. Чудом добрался, поверите ли, друзья мои, чудом. Нет. Нет. Я немедленно пишу письмо в муниципалитет бургомистру. Этот вопрос необходимо решать, причём в срочном, безотлагательном порядке!
— Вы бы лучше отчёт написали, пан Бурвик. Уже вторую неделю пишете.
— Отчёт? Отчёт это дело частное, а тут дело государственное. «Господину бурго… бурга…» э-э-э, надо загуглить…

— Ты посмотри, какое чудо! – вбежал Андрей, потрясая бумажкой.
— Что это? – Лена с подозрением смотрела на мужа и на бумажку. Таким возбуждённым она видела его только один раз и ничем хорошим это не закончилось.
Андрей торжественно зачитал листовку, оказавшуюся пригласительным билетом в малый зал консерватории:
— Гусь Виталий играет на гуслях!
Лена похлопала пушистыми ресницами.
— Собирайся, пошли! Где моя голубая рубашка и галстук?
— Я не пойду.
— Всего триста рублей.
— Ты столько не зарабатываешь.
— Раз в жизни можно потратиться. Ну, ты только посмотри: «Гусь Виталий играет на гуслях»! Это же прелесть! Такое бывает только раз, понимаешь, раз в жизни!
Лена вернулась к мытью посуды. Улыбка медленно сползла с лица Андрея:
— Так, значит? Хорошо! Я пойду один! Где моя голубая рубашка и галстук?!
Тарелка с розочкой последовала из раковины в сушилку.
— Ы! – Андрей вышел, громко хлопнув дверью.
Сосед Анатолий, собиравшийся вынести мусор, а заодно купить чекушку, посмотрел в глазок. «Не судьба», решил он, возвращаясь на диван в предвкушении кошмарной ночи.

Андрей отсутствовал три часа. Он вошёл домой тихо, с непроницаемым лицом. Разулся. Молча сел за стол. Лена поставила перед ним котлеты. Андрей с неожиданной галантностью заправил за ворот салфетку, взял в правую руку нож, в левую — вилку, чего не делал отродясь.
Лена не выдержала:
— А?...
— Не было там ни гуся, ни гуслей, — спокойно сказал Андрей, и, прожевав кусок, добавил: — И Виталия тоже.
Больше к этому разговору они не возвращались. Лена никогда не спрашивала мужа об этом.

Генерал от инфантерии Карл Иванович Штоф, только сегодня, заранее прибывший в часть 19-го Костромского пехотного полка, дабы  провести смотр, пил чай, наблюдая из окна муштру взвода на плацу. Он позвал адъютанта, капитана Шецаревича:
— Голубчик, а кто это так славно командует?
— Ваше Превосходительство? – не понял адъютант.
— Да, вот, — генерал кивнул в окно.
Шецаревич выглянул, прислушался, лицо его сжалось, как если бы он закусил водку лимоном. С плаца доносилась отборная матерная брань.
— Фельдфебель Чуев, Ваше Превосходительство.
— Фельдфебель? Ах, как это он славно и складно командует. Прямо сердце радуется.
— Так точно, Ваше Превосходительство.
— И что? Всего-навсего фельдфебель? – с грустным удивлением спросил генерал.
Адъютант промолчал.
— Ну, ладушки. Ступайте, Степан Егорыч, ступайте, дорогой.
Адъютант отдал честь и вышел.

Наутро, на смотру, вылупив шары, подобно судаку, первую роту вёл поручик Чуев.
Генерал довольно улыбнулся и пожелал испить.

— Чёрт бы вас всех побрал, — незнакомец включил фонарь и увидел, как несколько мелких теней растворились в ограде: — Камера должна была заснять, а больше и не нужно.
Со стороны погреба раздалось:
— Вот он! Вижу! Я беру его! Стой, сучёнок, милиция! Стрелять буду!
— Отставить! – заорал незнакомец: — Не трогать!
Но было поздно. Душераздирающий крик капитана Берендеева пронзил ночь и всё стихло. Он лежал на спине, тело сотрясали судороги, глаза вращались, из открытого рта пульсируя, выступала кровь.
— Да что же это такое?! Скоропея! Скорую! Врача! Что тут у вас есть?
— Ой, ой! Фельдшер Семён Игнатьич, он тут, через три дома. Ой, ой!
Непонятно как, но незнакомец взвалил тучного капитана себе на плечи:
— Показывай дорогу, живо, ну!
— Ой, ой!
— Брось меня…
— Хрен тебе, не таких вытаскивал.
— Сюда! Семён Игнатьич! Семён Игнатьич! – стучала в тёмное окно Скоропея.
— Ну, что там ещё? Сейчас открою.
Незнакомец уже вышиб дверь ногой, повалил капитана на пол.
— Ой-ёй-ёй! – надел очки фельдшер: — Кто ж его так?
Незнакомец не ответил, он тяжело дышал, потом сказал:
— Что надо, доктор? Я помогу.

Незнакомец сидел в сенях фельдшера, когда тот вышел, он спросил:
— Ну, как?
— Не знаю. Кровь остановил. Видимых повреждений нет. Похоже разрывы внутренних органов. Не знаю, не знаю. До утра не дотянет. Больница в Порошках, а это шестьдесят вёрст на телеге по просёлочным, часа четыре. Только ускорим. Я на телеграф, пусть сюда бригада едет, может ещё что получится. Я ему…, в общем, он спит. А вот проснётся ли… Всё, я на телеграф.
Скоропея осталась с раненым, а незнакомец понуро вернулся в её хату. В пылу он и забыл про камеру. Она оказалась на месте и при виде него загорелась зелёным огоньком, сопроводила его до крыльца. Незнакомец снял камеру, зашёл в хату, включил воспроизведение.
— Не может быть, — вырвалось у него.

Когда утром незнакомец зашёл в дом к фельдшеру, не поверил своим глазам.
Капитан Берендеев сидел на кровати, рядом на стуле сидела Скоропея. Она подливала ему из бутыля мутную жидкость и подкладывала малосольные огурцы, которые Берендеев усиленно жевал.
— Ты закусывай, Петруша, закусывай.
— Вы представляете, — раздался за спиной шёпот, незнакомец обернулся, говорил Семён Игнатьич: — Только что скорую бригаду проводил. Обложили меня, на чём свет стоит. Ложный вызов, говорят. Я сам возвращаюсь с телеграфа, соснул с полчасика, пойду, думаю, ещё обезболивающего вколю, а он сидит на кровати, глазами хлопает. Чуть сам в обморок не упал. Не понимаю. Чудо какое-то… Не понимаю….
Фельдшер ушёл. Тут незнакомца заметили Берендеев и Скоропея.
— Вот ведь штука.
— Ах, товарищ дорогой! Семён Игнатьич-то наш, кудесник! Вона как, Петрушенька!
— Скоропея, ты выйди, мне с товарищем с глазу на глаз поговорить надо.
— Ой.
— Бутылку-то оставь…
— Пойду, Семён Игнатьичу принесу. И яичек и сальца. Ой.
Счастливая Скоропея вышла. Незнакомец зашёл.
— Тут такое дело…, — заелозил на кровати Берендеев: — Может выпьешь?
Незнакомец отрицательно помотал головой, не сводя глаз с воскресшего капитана.
— Короче, в отключке я. Не помню ничего. Тут просыпаюсь. Стоит эта падла возле меня, вот где ты сейчас. Я думаю, ну всё. Добивать пришёл. А он ткнул в меня пальцем и чувствую захорошело мне. Прямо заново родился. А этот… говорит, то есть молчит, а я слышу, бабьим голосом мне, мол, извиняемся, не хотели, сработала защита и вообще мы такие хорошие. Какая-то фигня у них сломалась, и они её чинят, не понял ничего. А капусту они тырят, с её сока толи топливо, толи смазку какую делают, микроэлементы какие-то. Сказал, больше тревожить не станут, всё, домой летят. Перемещаются в своё измерение. Не понравилось им тут. Уф.
Берендеев выпил ещё полстакана:
— Вот так. А мне так спокойно и хорошо стало. Просили никому не говорить. А я только тебе, поскольку ты меня, Скоропея рассказала, до фельдшера на себе нёс. Мы ведь на «ты» теперь? Верно?
— Уезжаю я. Попрощаться зашёл.
— Как так? А всё это?
— А это? Всё. Ну, будь здоров, капитан. Смотри, больше не закапывайся.
— Чего?
— Да так. Присказка у нас такая, на удачу. Пойду твоего Аль Капоне искать, может до станции подбросит.

Незнакомец исчез из деревни так же внезапно, как и появился.
— Домой, значит? В Москву?
— В Москву. Но не домой.
— Но, Шмара! Что как неживая! Но! – подгонял Михалыч свою кобылу, а незнакомец смотрел, как позади за их телегой удалялся от них покосившийся указатель «Канареевка – 2 км».

Конечно же есть продолжение этой удивительно правдивой истории.
Капитан Берендеев так и борется с подпольным синдикатом, и сватается при этом к Лизе.
Да! Чуть не забыл полосатого кота выпустить. Из ящика стола.

Московский чин вернулся в контору, сдал отчёт.
А дальше уже 

— А это что? – спросил Берендеев.
— Камера инфракрасного и теплового наблюдения с датчиками движения.
— Угу.
— Расположим датчики по периметру, на любое движение по земле камера среагирует и включится видеозапись.
— Такая маленькая… Американская что ли?
— Почему американская? Наши разработки.
— А где же у неё плёнка? На что записывать будет?
— Записывает в цифровом формате на карту памяти.
— Надо же. А это как?
Незнакомец пристально посмотрел Берендееву в глаза:
— Интересуетесь новыми технологиями? Могу организовать экскурсию в места, где об этом рассказывают подробно.
— Да что Вы, что Вы! Я так… Ну, правда, первый раз вижу и вообще… Я пойду огород ещё раз огляжу, — участковый прытко поднялся из-за стола и вынырнул за дверь.
— Куды это он? – спросила из кухни Скоропея.
— До ветру, — ответил незнакомец, проверяя работу камеры.
— А-а!!! – раздалось со двора.
— Поймал! Поймал! Рылом в пол, ссучара! Поймал! – загремел радостный голос Берендеева.
Незнакомец и Скоропея выскочили из хаты. Кого поймал капитан, было не ясно, так как он всей своей тушей накрывал задержанного. Скоропея прищурилась:
— Тьфу! Так это ж Митрич! Опять в погреб лазил?
— Чего? – капитан Берендеев поднялся, держа добычу за шиворот в одной руке. Добыча жмурилась и прижимала к груди поллитровку.
— Гражданин Митрич, Вы задержаны за кражу личного имущества гражданки Скоропеи, с поличным!
— Да бог с ним, Петруша. Он мне потом по хозяйству помогает. Пусти ты его.
Незнакомец щёлкнул языком и пошёл устанавливать датчики.
— Да? – растерялся капитан, поставил Митрича на землю: — А ну-ка, кругом! Шагом марш по месту прописки!
Митрич засеменил к калитке.
— Стоять! – капитан подбежал, с трудом оторвал у него от сердца бутылку: — Вещдок! А теперь марш!
— Пойдёмте, я картошечки наварила, с огурчиками малосольными.
За ужином было заметно, что участковый Берендеев использовал изъятое вещественное доказательство не по назначению, предписанному юриспруденцией…

— Да, что ж это такое? – Скоропея подошла к столу, за которым сидел столичный гость.
— Это Ваш Петруша.
— Господи, да он так не то, что наших шустриков, он и рыбу всю в озере распугает и поглушит!
— Да нет, не знаете Вы психологию преступника. Такой храп свидетельствует о том, что в доме крепко спят, притупляет бдительность и располагает к проникновению. Тишина, наоборот, настораживает. Хотя, конечно…. Вы идите, ложитесь тоже. И лампу погасите, не демаскируйте, а я ещё посижу. До рассвета. Не сегодня, так завтра. Если они вообще придут, — пытливо взглянул незнакомец на Скоропею, словно хотел сказать «если они вообще есть».
— Придут. Обязательно придут. Куда ж они от моей капустки денутся. Ой.
Она ушла. Незнакомец смотрел на тёмный сенсорный экран, глаза начали слипаться под ритмичный храп капитана Берендеева….
— А ну! Вот я вам! А ну брысь отсюда, шаромыжники!
Незнакомец проснулся. Сенсорный экран моргал. В распахнутых дверях в ночной рубашке стояла Скоропея и размахивала веником в сторону двора.
Из-за занавески показался опухший Берендеев.
— Вспугнули… – прошипел незнакомец.
Он сиганул прям через окно. Берендеев, натягивая брюки, отпихнул Скоропею, покатился по крыльцу.

С крыльца спустилась женщина лет пятидесяти. Завидев участкового, она остановилась:
— Ты чего, Петруша, припёрся? Похмелиться не дам. Ты мне, паразит, когда ограду починишь, которую сломал давеча?
Сопровождавший участкового с удивлением посмотрел на него. Участковый замялся:
— Ну, что такое «припёрся»? И никакой я тебе сейчас не Петруша, а участковый инспектор, капитан милиции, представитель власти, при исполнении. Так что, гражданка Скоропея, отворяй калитку.
— Ах, гражданка? Ах, представитель? И дружка представительного с собой притащил? Я сейчас ухват возьму и обоим представлю! Сейчас.
— Да погоди ты. Вот товарищ из Москвы. Специально приехал по твоему вопросу. Интересуется.
— Правда что ли?
— А то как же! Ты, поди, думала, что я твоим заявлением зад подтёр и забыл? Я всё-таки офицер правоохранительных органов, обязан блюсти закон и порядок, и каждую жалобу рассматриваю внимательно и беспристрастно. Это тебе что, шуточки? Это документ, между прочим.
— Ну, заходи, офицер. По правде сказать, так и думала, что подтёр.
— Вот как тебе не стыдно? Перед столичным человеком такие вещи говоришь.
— Проходите, гости дорогие, проходите. Ты уж не сердись, Петруша. И Вы, товарищ, как Вас величать прикажете?
Товарищ представился.
— Ага, — Скоропея ничего не поняла, но ей показалось, что человек значительный.
— Да Вы успокойтесь. Попрошу Вас сосредоточиться, вспомнить. Расскажите подробно о том, когда и что происходило у Вас на территории.
— Значит, началось около полутора месяца назад. Стала моя Жучка скулить по ночам. Да так это заливисто, грустно. Думаю, уж не пора ли мне к ангелам собираться. Ну, галоши накинула, выхожу, тут тень от крыльца шмыг! Одна, вторая, через капустную грядку и через ограду. И не перелезли, а вроде как сквозь неё прошли. Петруша вот недавно тоже сквозь неё прошёл, только ограду теперь чинить надо, а они словно нож в масло. Заметила только что маленькие, а головы большие. Поглядела вокруг, вроде бы всё цело. Ладно. Через ночь опять. Жучка скулит, по капусте кто-то лазит. Взяла я тогда метлу, высунула в дверь и кричу: «А ну, гадёныши! Сейчас как пальну!». Эти опять через ограду, но уже побольше их. Страшно мне стало. Баба я одинокая. Наутро я к Петруше, значит, так, мол, и так, выручай. А он и бровью не повёл. Что делать? Так и воюю с ними. И Жучка уже привыкла, скулить перестала. Так-то они ничего, не вредят. Иногда только замечаю, капустные листики то тут, то там оторваны. Жрут они её что ли? Вот так.
— Постарайтесь вспомнить, когда они приходили в последний раз?
— Чего тут помнить? Позавчера в капусте ковырялись.
— Ничего себе дела, — очнулся впавший от рассказа в транс Берендеев.
— Да ты заявление-то моё читал вообще?
— Так, — столичный незнакомец выключил диктофон: — Ну, вот что, гражданка Скоропея, мы у Вас какое-то время погостим с участковым инспектором.
— Это зачем ещё?
— А затем, что в доме у Вас будет засада.
— И надолго эта ваша засада?
— Пока Фокс не заявится.
— Кто? Генрих Аристархович? Чего это ему ко мне являться? Я женщина порядочная.
— А что, у вас в деревне есть Фокс?
— Не у нас. В Махаловке. Генрих Аристархович Фокс, учитель истории и географии, — пояснил Берендеев.
— М-да. Пока визитёров Ваших огородных не зафиксируем.
— А… Ну, так это долго ждать не придётся.
— Вот и очень хорошо.

интересно?

я, ещё три серии

— Транспортом обеспечить не могу, — Берендеев шлёпал рядом с человеком в костюме по пыльной дороге: — Но тут недалеко, седьмая хата от околицы.
— Ничего, мы пешочком. А это что тут у вас за учреждение? Никак больница?
— Лабаз, — участковый тоскливо посмотрел на двери магазина: — Что-то народу сегодня много. Похоже, Михалыч продукцию свою ускоренно реализует через Лизу. Она продавщица, заведующая, она же директор, и она же невестка его. Я же говорю – мафия. Надо бы зайти, проверить, а? – с надеждой спросил он.
— Мы же договорились. Об этом потом.
— Так точно…, — вздохнул  капитан Берендеев.
Весть о появлении в Канареевке странного столичного незнакомца разнеслась по деревне мгновенно. Ставни и двери на пути его следования захлопывались, собаки переставали лаять, опасливо тараща глаза из будок. Наиболее отважные и любопытные жители (в основном дети и девицы) разглядывали его тайком из-за заборов.
У  колодца капитан предложил отведать Канареевской целебной водицы, известной на всю округу. Тут же им попался лежащий на земле мужчина в трусах, валенках и галстуке, не подающий признаков жизни. Незнакомец из столицы напрягся, но капитан успокоил:
— Сейчас оживим…
Он поднял субъекта, встряхнул за галстук, затем мощным пинком под зад отправил его в юго-восточном направлении, придавая ускорение нецензурными фразами.
— Ну, и методы у Вас, — незнакомец искренне изумился.
— Да… Наш местный интеллектуал, — пояснил участковый, отряхивая руки: — Альтруист. Поэт-писатель. Каждую неделю посылает во всевозможные издательства рукописи своего романа в стихах: «Война картошки и комода». Видно, опять ему суровую рецензию прислали из «Литературной газеты». Вот он и расстроился. А так умница, в школе факультатив ведёт по отношениям в семье и браке «Супружество, как точная наука». Ну, как водичка?
— Отличная.
— Да, хороша. Только ей и спасаемся. Говорят, жизнь продлевает. У нас долгожителей много. Бабке Скоропее, к примеру, толи девяносто восемь, толи сто девять, сама уже и не помнит. А вот и её хата. Жучка! Цыц! Беги хозяйку позови, пусть гостей встречает.
Жучка прекратила тявкать, побежала, виляя хвостом, к дому.

В «офисе» летали мухи, а на столе спал полосатый кот. Участковый инспектор капитан Берендеев задёрнул занавеску на окне, кота спрятал в нижний ящик стола, смахнул платком и предложил гостю табурет. Сам утёрся этим же платком и устроился напротив.
— Я Вас внимательно слушаю.
— Есть сведения, как бы сказать, — незнакомец внимательно смотрел в глаза капитану: — Что у вас в деревне часто стали появляться… м-м… чужаки.
— Чужаки? Какие ещё чужаки? Я тут всех знаю.
— Ну, незнакомые, подозрительные.
— Да откуда подозрительные? Нет, поклёп это! Завистники. Скобари! Это вот эти члены, как Вы верно заметили, синдиката строчат жалобы. Хотят меня дискредитировать, что б меня в Махаловку перевели, а сюда Федьку, Михалычевского внучка воткнуть на моё место. Знаю я, что это они мне препятствия чинят и козни строят. Мафия! Почище спрута там их сицилийского! Ничего, я эту банду выведу на чистую воду. Хрена им лысого, а не Федьку. Они у меня ещё запоют фальцетом. Арию Папагены, мать их так!
— Послушайте, меня эти интриги Мадридского двора не интересуют! Я из другого ведомства. Поступил сигнал, что у вас в Канареевке под носом инопланетяне разгуливают, базу военную строят.
— Чего? – раскрыл рот Берендеев.
— Пришельцы.
— Ну, знаете… Да Михалыч такой первач со свеклы гонит, что после стакана тут динозавров видеть начнёшь. Нет. Нет! Русалки есть, отрицать не стану. Чуть в озеро меня на День милиции не утянули, домовые там (вот Михалыч типичный представитель), ведьмы так каждая вторая, наша нечисть, а залётных никого не видел.
— Так не видел или нету?
— Э-э, — капитан почесал затылок: — Вообще-то был один случай. Бабка Скоропея мне пожаловалась с месяц назад, что по огороду у неё по ночам кто-то шарится. Маленькие, говорит, но шустрые. И трендят не по-нашему. Я ей и сказал, пиши, мол, заявление. А она возьми и напиши. Я думал, ребятишки шалят, что ж мне огород её сторожить, когда у меня тут…
— Где заявление?
— Сейчас посмотрю. Было.
Участковый долго гремел посудой, но извлёк из сейфа пыльную папку на тесёмочках. В папке была только одна бумажка.
— О! Оно! У меня вся документация в порядке, архивируется, нумеруется, прошу.
Человек внимательно изучил документ.
— Ну, что, пойдём?
— Куда? – побледнел капитан.
— К гражданке Скоропее.
— Пойдём.
— Берендеев.
— А?
— Брюки-то застегни.

Непривычно прилично одетый незнакомец появился в деревне со стороны станции. «Столичная штучка», окрестил его Михалыч, высаживая со своей телеги у отделения милиции. На дверях висел огромный амбарный замок. Незнакомец щёлкнул языком и спросил:
— А где же ваш участковый?
— Да, хрен его знает. Здесь где-нибудь. На территории.
В кустах произошло шевеление, что-то крупное, ломая ветки и кряхтя, выбиралось наружу. На появившемся существе была распахнутая на пузе и помятая голубая рубаха с погонами капитана милиции. Штаны с лампасами были расстёгнуты, потревоженное толстое красное лицо выражало недовольство.
— Чё тут? Я не понял, чё вылупися? – фраза адресовалась человеку в костюме и сопровождалась устойчивым запахом спирта и чеснока.
— Вы участковый? — незнакомец протянул удостоверение.
Капитан, долго фокусировавший взгляд, вдруг как-то распрямился, предпринял попытку застегнуться:
— Я. Капитан Берендеев. А что случилось? – настороженно спросил он.
— Разговор имеется.
— Так я это… следственный эксперимент. Профилактические работы с населением на предмет незаконного изготовления и реализации нелицензионной безакцизной продукции…
— Синдикат, значит, подпольный накрыл?
— Как-как?
— Ну, Петруша, поеду я, — засуетился Михалыч, стремительно подхватил вожжи: — Там куры у меня понесли, там баньку надо перекрыть… Но, Шмара! Но! Что б тебя…
Вскоре «карета» скрылась из виду.
— Я не по этому вопросу. Нас ваши Аль Капоне не интересуют.
— Да? А тогда…
— А вопрос будет такой… Где можно поговорить?
— Пройдёмте, прошу в офис, — капитан сделал пригласительный жест рукой к двери, штаны с лампасами упали.

Сижу, понимаете ли, занимаюсь (нет, не этим) играю в танчики, выходной день, за спиной по привычке разговаривает телевизор… Оглядываюсь, опять какой-то детский сериал, уже третью неделю идёт. Пошёл выключать и в итоге, открыв рот, (как обычно) смотрел, не отрываясь этот фильм. В общем-то больше ничего и не скажу. Обожаю подобные мульт-киносказки. И сидел и смотрел километровые титры, чтобы увидеть: кто же режиссёр? Люк Бессон.
Шикарный фильм. В нём есть всё!
И даже муравей с пятном)