Когда Диккенс полез с огромным риском для жизни в нависший над пропастью вагон (из которого его с пассией только что вытащили), чтобы спасти оставленные там свеженаписанные куски «Нашего общего друга», его юная любовница с совершенным хладнокровием крикнула ему:
— Ну, возьми тогда и шляпную картонку!

— Ты гляди-ка! Принёс! Хе-хе! – вертел в руках тяжёлую корону из самоцвета Купец.
— И бабочку золотую принёс! – рассматривал сквозь голландскую увеличительную лупу золотую бабочку Второй Купец: — И как это ты у Царя Подснежного добыл? Неужто выкрал? Или силой отнял, а?
— Царь Подснежный сам отдал мне и корону и золотую бабочку, чтобы я рассчитался с вами, и сказал передать людям, что он нечета вам.
— Ишь ты! Славно врёшь, Всадник. Нуда, нам-то без разности, как добыл. Принёс и ладно. В срок уложился. Ступай, голубчик. В расчёте мы теперь.
— А то, гляди, сыграем? – подмигнул Купец: — На Скакуна твоего.
Всадник вышел из трактира, слыша громкий заливистый смех купцов в спину.
— Ну, что, дружище, — Всадник потрепал по холке Скакуна: — Поедем?
— Бррр?
— А куда глаза глядят, — Всадник забрался в седло: — Куда-нибудь подальше отсель.
— Эй, уважаемый! – окликнул Всадника незнакомец, укутанный в дорожный плащ с капюшоном, закрывающим лицо: — Не это ли трактир Савушки?
— Он самый, — ответил Всадник: — Только мой тебе совет, странник, держись-ка ты от него стороной.
— Бррр!
— Вперёд, Скакун!
Странник, облокотившись на посох, проводил взглядом Всадника, скрывшегося за поворотом дороги. Зашёл в трактир. Сразу же в дальнем углу он приметил двоих громил с картами на столе.
— Хозяин, вина! О! Да я гляжу, здесь и интеллектуально отдохнуть можно.
Купцы не поняли фразы, но уловили смысл.
— Отчего не отдохнуть, коль деньги есть, — Купец ловко перекинул карты из одной руки в другую.
— Глядишь и в наваре останешься, — добавил Второй Купец.
Странник подошёл к столу, присел:
— Э, вот беда, денег то мало у меня, только на вино и хватит, — он взял принесённую ему кружку, осушил её, отдал две медные монеты, утёр рот, откинул капюшон: — Вот разве что…
Странник достал из-за пазухи бриллиантовую лягушку, сидящую на огромной жемчужине, на голове лягушки была маленькая золотая корона, усыпанная изумрудами и рубинами.
Купцы раскрыли рты.
— Да только найдётся ли у честных людей равноценная ставка, — сказал Странник, покручивая перед носом купцов чудо-лягушкой.
— Найдётся! – Купец выложил на стол корону из самоцвета.
— Э-э, — брезгливо протянул Странник и начал прятать под плащ лягушку.
— Погоди! – Второй Купец вынул золотую бабочку: — Вот! Играем?
При виде бабочки глаза Странника сверкнули:
— Играем.
— Сдавай! – потёр руки Купец.
— Там где дама, там валет. Трое с боку, ваших нет, — раздал карты Второй Купец.
Странник тут же раскрылся, и на стол легли четыре туза. Купцы вытаращили глаза.
— Это как?
— Как-как… Ты же сам говорил: «трое с боку, ваших нет». Принеси-ка ещё кружечку, братец! Вот, друзья меня угощают, – Странник выпил, крякнул, собрал выигрыш: — Ну-с, благодарствую за игру, бывайте, господа хорошие. Ан некогда мне с вами тут лясы точить, пора.
Странник направился к выходу. Купцы вышли из ступора, схватились, один за топор, другой за нож:
— А ну-ка, приятель, не так скоро! Отыграться бы надо, а то ненароком несчастие приключиться может. Ты как полагаешь? – обратился Купец ко Второму Купцу.
— Верно. Очень может, — подтвердил Второй Купец, закатывая рукава кафтана.
Странник остановился в дверях. Вино уже тёплой нежностью растеклось по его телу, он почесал живот:
— Эх, обещал же Ляле…. Ну, да как без этого?
Повернулся к подступавшим к нему купцам, скинул плащ, обнаружив под ним дорогой камзол.
— И плыли по реке кувшинки….
— Чего? – спросил Купец.
Странник улыбнулся:
— Сейчас попробую объяснить….

Всадник стоял на распутье перед камнем. Камень был столь древний, что надписи прочитать на нём не представлялось возможным.
— Эх, ма, горе – не беда! Давай направо!
— Бррр?
— Ну, а ули?
И Всадник со Скакуном поскакали направо.

Когда слышишь от глупых людей, что ты такой умный… как-то не радует.
Когда от умных — ты дурак… тоже не приятно.

В общем и целом — неплохо. 

— Месяц тому назад играл я в трактире у Савушки в три туза с заезжими купцами, ну и продулся в пух и прах. Отыграться-то надо. Ставлю на кон желание, а они всё, что у меня выиграли плюс четверть Астафьевского.
— Это дело! И?
— Эх! Не при матушке будет сказано, выпадает мне два туза и король пиковый. Ну, верное дело, думаю. Открываемся…
— И?
— А у него два туза и джокер.
— Ах ты, чёрт!
— Не то слово! Ну, делать нече. Давши слово — держись. Купчины эти смеются и говорят: «Вот тебе наше желание, сукин ты кот: привезёшь нам корону Царя Подснежного и мы в расчёте».
— Какая наглость!
— И не говори, твоё величество. Прямо порубить их хотел на куски, да только и меч свой проиграл им. «А чтобы», говорят: «Не запамятовал, мы тебе памятку оставим». И так откатали меня, что три дня лежмя лежал и, извините, под себя ходил.
— Эва, как!
— Вот Скакун, друг мой сердечный, подобрал меня. Рассказал я ему свою историю, и отправились мы с ним в путь. Тебя, Царь, искать, чтоб корону твою добыть, иначе не сносить головы ни мне, ни Скакуну.
— Бррр? – удивился скакун, явно ознакомившийся с этой информацией только сейчас.
— Мммда… Ситуация…, — Царь искоса глянул на Царицу, та пристально изучала Всадника.
— Корону, значит, — Царь встал, начал прохаживаться по залу: — Сидите. Не больше, ни меньше, а мою корону. Иначе вас обоих замаят.
— Так и есть, Владыка Подснежный.
— Ну, и дела на земле творятся. За кусок самоцвета живую душу загубить готовы.
— Так и есть.
— Так и бери. Пришёл ты, я вижу, с сердцем не злым. Неси корону обидчикам. Карточный долг —  долг чести! И расскажи всем людям, что Царь Подснежный нечета земным королькам и прощелыгам!
— Ц! – цокнула Царевна, закинув косу вперёд и перебирая по ней пальчиками.
— Я так решил, — глянул в её глаза Царь.
— Премного благодарен, твоё величество, только…
— Что ещё?
— В довесок к короне царской, надобно ещё бабочку из чистого золота, что Царица, говорят, в стене гранитной хранит.
— И бабочку! – громогласно провозгласил Царь.
Царица резко встала и, развернувшись, вышла в дверь.
— Э-э…, — Царь почесал живот: — Я сейчас, — и побежал за Царицей.
— Ну, дела, братец Скакун, — схватился за уши Всадник: — Не там, так тут пропасть. И не сносить нам, похоже, головы.
— Бррр!
— Ну, а ули?


— Ни за что!
— Да отдай ты ему эти цацки!
— Прогони! Отруби голову! Заморозь его, наконец; поставим в зимнем саду у ледяного фонтана.
— Эх, Ляля, Ляля, тебе бы только рубить, замораживать…. Ведь он же человек. А человек, — Царь поднял палец: — Звучит гордо.
— Ты меня любишь?
— Ляля…
Царица упала ему на грудь, закрыла сверкнувшие слезами огромные глаза:
— Хорошо. Пусть будет так. Ты ведь самый мудрый, самый сильный…
— Ну, не самый…
— Самый нежный, самый талантливый, самый справедливый…
— Да перестань. Вот братец мой названный, Кощей, тот да. Бессребреник, ума палата. А я так, погулять вышел.
— Вышел и нашёл меня.
— Да, вот тут мне повезло. Как сейчас помню, семь дней и семь ночей бился с твоим папашей и с братовьями, а ночью ты сама ко мне из окошка спустилась, и дали мы дёру. Зато свадьба была!.. Там уже мы с твоими братанами папаше наваляли.
— Папа у меня хороший.
— Не спорю. Тесть что надо. Ладно, не след гостей так долго оставлять.
Царица подошла к стене, открыла крышку, вынула золотую бабочку:
— Возьми, милый, отдай им.
Царь взял в ладонь золотую бабочку тонкой работы карпатских гномов:
— А может и впрямь заморозить их и дело с концом? – он не мог оторвать глаз от красоты изделия.
— Нет, милый, ты же обещал. Отдай. Пусть идут с миром и вспоминают щедрость и доброту твою.
Царь пристально и с прищуром посмотрел на Царицу:
— Люблю я эту твою… косу.
— Я знаю, — улыбнулась Царица.

Долго ли, коротко ли шли они по длинным коридорам подснежного царства, привёл их человек с факелом к огромным дверям, сверкающим радужными переливами.
— Ну, об вас уже доложено. Заходи, — он распахнул двери.
Всадник и Скакун вошли в большой ярко освещённый зал. Пол устлан белым мрамором, потолки высокие светились малахитом, стены гранитные, гладкие. В конце зала большой розовый трон, на котором восседал сам Царь Подснежный, рядом перламутровый трон с яшмовыми розочками, на котором восседала Царица.
— А! – закричал Царь, вскочил с трона и устремился к гостям: — Вот и вы!
Высокий, в дорогих одеждах он обнял Всадника, приподнял его, покружил вокруг себя, поставил на место: — Всадник!
— Ули, — ответил растерявшийся Всадник, снял с головы шлем.
— А! – Царь взял на руки скакуна, покружил и опустил на пол: — Скакун?
— Бррр…
— Так сказать, не в аудиенцию, но весьма! Весьма! – потирал руки радостный Царь.
— Милый, — раздался голос Царицы.
— Ах, да! Покончим с этикетом, прошу. Прошу к столу! Чай устали с дороги?
Царь хлопнул в ладоши, появился солидный стол с кушаньями, вином и закуской.
— Ну-с! – царь схватил бутылку, критично изучил этикетку: — Шардоне. Пойдёт.
Он начал откупоривать:
— Шардоне ты моя, Шардоне…
— Милый, — вновь раздалось за спиной.
— Да-да-да, я и говорю, чаю? Горяченького?
— Милый!
— Ох, и в самом деле! Позвольте представиться: Царь Подснежный, а это супруга моя, Царица Подснежная.
Царица уже подошла и, закинув чёрную косу за спину, предварительно ущипнув супруга за зад, показала на стол:
— Прошу, гости дорогие. Не откажите.
— Да! – засуетился Царь: — Вы уж не откажите!
Царь с Царицей сели во главе, Всадник и Скакун по разные стороны подле, напротив друг друга.
Царица щёлкнула пальцами, со стола исчезло вино, появился самовар. Улыбка сползла с лица Царя:
— Ну, как там жизнь? – с кислым выражением спросил Царь у Скакуна.
— Бррр, — ответил Скакун.
Царь понимающе кивнул.
— А что вообще… в мире делается? – обратился Царь к Всаднику.
— Пустое, милый, до того ли нашим гостям? У них, верно, что-то весьма важное, раз они решились потревожить нас в столь неурочный час.
— А, ну-ну, — Царь откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди: — Вы пейте чай-то. Вот лимончик. Нормальные люди лимончиком коньячок и текилу закусывают, а мы, вишь, в чай его макаем…
— Очень даже полезно. Витамин це. В наших условиях весьма необходимое приятное, — поучительно сказала Царица.
— В наших условиях…
— Так что привело вас, друзья мои?
— Беда, матушка, — швыркнув с блюдца горячий чай сказал Всадник.
Бровки Царицы поползли вверх. Обращение «матушка» было для неё в диковинку и весьма непонятно, поскольку приезжий был, по крайней мере, раза в три её старше.
— Да уж ясно, что не счастьем пришли делиться. Рассказывайте, — сказал Царь.
— Не вели казнить, государь, а дело было так….

Внезапно дым перестал дымиться и пропал.
— Вот те раз, — сказал Всадник.
Они со Скакуном долго кружили по снежному полю вокруг снежного сугроба, из которого минуту назад дымился дым. Начала подниматься метель.
— Негоже так гостей встречать! – крикнул Всадник.
— Бррр, — согласился Скакун, но не столь безапелляционно.
И вдруг, Всадник и Скакун провалились. Они попали в тёмную подземную пещеру, что находилась под землёй. Всадник, цензурно выражаясь, схватился за поясницу.
— Ух–ух, вижу двух, — раздался голос из темноты.
— Как же тут увидишь, ежели света не видишь? – отозвался Всадник.
— С чем пожаловали? Кого жаловали?
— К Царю Подснежному, по делу нежному.
Ярко вспыхнул факел и осветил высокие потолки подземной галереи. Факел держал маленький человек с хитрым недовольным взглядом:
— Нам сие без надобности, — кивнул он на факел: — Так, для гостей держим. Ну-с, — человек оглядел прибывших: — Кто и откеля такие усердные, что крыши ломать обученные и без приглашения в приличные заведения вваливавшиеся с неба, аки казни египетские?
— Я Всадник, а это Скакун мой.
— Это я вижу, что, — человек критически осмотрел Скакуна со всех сторон: — Скакун…
— Бррр!
— Но-но! Без этих ваших замашек! Тут вам не тама, а тута. Видели, что дым иссяк?
Всадник и Скакун переглянулись:
— Видели.
— Сие означает, стало быть, приём окончен. Отбой. Надо понимание иметь, хоть и на четырёх ногах с копытами.
— Бррр!
— Но-но! Без выражений. Хм, ну что ж с вами поделать, коли нечего делать. За мной иди, только Скакуна своего в поводу веди, по дворцу порожно, верхом никак не возможно.
— Бррр? – спросил Скакун у Всадника.
— Ну, а ули? – пожал плечами Всадник, взял Скакуна под уздцы и они отправились за человеком с факелом.

Много проскакавший Скакун остановился. Всадник отпустил натянутые поводья. Он внимательным взглядом вглядывался в открывавшиеся его взгляду поля, покрытые белоснежными снегами. Болезненная боль в пояснице от длительной долготы скачки стреляла колким прострелом сквозь всё тело. Посреди поля, из снежного сугроба дымился тонкой струйкой чёрный дым.
— Вот оно, — сказал Всадник.
— Бррр? – спросил Скакун.
— Царство Царя Подснежного, — ответил Всадник.
— Бррр? – спросил Скакун.
— Оно самое. Поехали?
— Бррр…
— Ну, а ули делать? Надоть. Вот только потопчешь меня копытами, и поедем.
Всадник спешился. Лёг на снег.
— Давай.
Скакун потоптался копытами по Всаднику. Отошёл. Всадник лежал неподвижно втоптанным копытами Скакуна в снег. Через какое-то время из места, где должна быть голова, раздался голос:
— Мне дарят блеклые надежды,
  Мне тычут в спину простоту,
  Рисунок кровью на одежде
  Вдруг заполняет пустоту….
Всадник с трудом и кряхтением поднялся, поднял указательный палец:
— Это надо записать, а то забуду.
Всадник достал из походной сумки блокнот с карандашом на тесёмочке, записал. Сложил обратно. Покрутил туловищем. В пояснице хрустнуло.
— О! Вот и отпустило, кажись.
— Бррр?
— Ну а ули?
Всадник совсем не лихо вскочил на Скакуна.
— Бррр? – с последней надеждой спросил Скакун.
— Надоть, — печально ответил Всадник.
Всадник верхом на Скакуне и Скакун, на котором сидел Всадник, отправились к дымящему тонкой струйкой чёрному дыму по глубокому белоснежному снегу.

— Что это? – Бусин рассматривал снимки Лагина.
— В каком смысле? – не понял вопроса Лагин.
— Я спрашиваю, — Бусин потряс фотографиями: — Что это?
— Как что, фоторепортаж «Прогулка с камнем» о булыжных мостовых нашего города. Вы же сами дали заказ.
— Где коты?
— Какие коты? – опять не понял Лагин.
— Как это, какие коты? Вы что, не знаете, кто такие коты? Кис-кис, мяу-мяу.
— А причём тут коты?
— Как это причём? Кому нужны эти Ваши изображения булыжников? У нас вэб-формат, это значит, нужны либо сиськи, либо коты. Коты предпочтительнее, они охватывают полный спектр пользователей. Вот, Нюша Одуванчикова «Ночной день», учитесь! – Бусин включил габаритный планшет, стал листать: — Это же чудо какая прелесть! Мур-мур. Сладенькие мои. Маленькие мои няши, — Бусин погладил экран: — Мяшечки мои, мяяяяяшечки, — заблеял Бусин, начал тереться щеками о дисплей, нежно целовать, причмокивать. Глаза его покрылись белесо-мутной завесой и засветились противным истомным блеском, правая рука медленно полезла под стол: — Пухочки мои, мои преееелести, мурзики, люсюсечки… А! А!
В недоумении Лагин вышел.
— А! А! Миленькие мои! Да! А! – доносилось из-за закрытой двери.
Лагин провёл ладонью по лицу, затем как-то странно улыбнулся:
— Котики, говоришь….
Распахнул дверь кабинета, отчпокнул крышку с объектива, сделал несколько снимков, кувыркающегося в изнеможении на планшете Бусина. Аккуратно закрыл дверь. Просмотрел, что получилось. Снова улыбнулся.
— Будут Вам… котики….
И отправился в здание через дорогу, где располагалась редакция интернет журнала с названием «Корзинка».

И догнать бредущую в беспамятстве дорогу,
И вернуть на место землю, как заведено,
Покажите чудо, чтобы видно было многим,
Как перевоплощается в кровь твоё вино

— Стоп! Стоп! Сколько можно говорить! Как Вас там…
— Нюша.
— Не смотрите в камеру, Нюша! Вообще не поворачивайтесь к оператору своим лицом.
— Но, как же тогда зритель оценит мою мимическую игру?
— Зритель оценит то, что надо. Не смотри в камеру. И перестань зевать! Дубль восемь. Мотор! Так. Не спеша. Пошёл мажордом. Объявляет прибытие герцога. Принцесса в панике. В панике принцесса! В камеру не смотрит. Умница. Смотрит на мажордома. Стягивает с него рейтузы. В камеру не смотрит.
— А вот и я!
— Герцог, рано! Вон пошёл! Рейтузы пошли. В камеру не смотрим. Нормально. Повернулась! Не смотреть в камеру! Не  зевать! Откуда в шестнадцатом веке трусы в горошек? Убью костюмера! Вторая камера крупный план. Стоп! Стоп!
— Я не смотрела в камеру!
— Что за прыщи у неё на жопе?! Лёлик! Где Лёлик?! Гримёр, мать твою так! Откуда прыщи? Замажь, запудри, убери!
— Момент, Ксан Ксаныч, момент!
— Мотор! Мажордом работай! Принцесса! Уберите гондольера с заднего плана! Стоп! Нюша!
— Ну, не смотрела я в камеру…
— Вы сценарий читали?
— Очень.
— Что Вы делаете?
— Отдаюсь мажордому.
— Похоже, что он отдаётся Вам! Мы снимаем полнометражное порно на широкий экран. «Тайна, покрытая раком». Раком, понимаете? А вы что тут за урок физкультуры?
— А чё он щипается?
— Всё, я устал… Реально заебало… Не могу…
— Ну, соберись, Лёша.
— От неё рыбой пахнет.
— Нельзя ли побыстрее? Мне в семь часов дочку из садика забирать. А правда у меня классные сиськи?
— Мотор! Вторая камера! Лёша. Лёша соберись! Лёша… Стоп! Уберите этого импотента!
— А вот и я!
— На хуй пошёл!
— Как? Опять?
— Долго мне ещё на раскоряку стоять? Дует.
— Ксан Ксаныч…
— Да что же это такое?!!! Тебе чего?
— Кульков ещё пол-литра за аренду требует.
— М-м-м…
— Апчхи! Ну, всё. Кажется, я простыла…
— Ксан Ксаныч, плёнка кончилась. Давайте на телефон снимем, как все?
— Господи, с кем приходится работать…
— Я вот тут в сцене со служанкой, кое-что переписал.
— Мажордом ушёл.
— Хрен с ним. Общие планы есть, а на крупных мы вот гондольера доснимаем.
— Так он с гондольером ушёл, со служанкой и мамой герцога.
— Ну, чё там? Уже полшестого! Апчхи!
— Эх, говорил мне Константин Сергеевич, снимай, Саша, классику. Беспроигрышный вариант…
— А вот и я!

Толстяк вышел из летнего кафе и не спеша направился к парку, заложив руки за спину, сверкая лакированными башмаками невероятных размеров.
— Идём, — Поль стиснул ладошку Кло, потащил за собой.
— Мы целый день следим за ним. Зачем? Я устала.
— Тихо!
Они перебегали зигзагами от дерева к дереву, следуя за толстяком в котелке, оставаясь незамеченными.
— Сейчас он свернёт на аллею и пойдёт к пруду.
— Ну и что?
— Тихо!
Толстяк протёр лоб платком, свернул к пруду. Прячась за кустами Поль и Кло двигались, пригнувшись, параллельно. Толстяк остановился у пруда, огляделся.
— Тихо!
— Да я итак молчу!
— Смотри.
Толстяк долго созерцал воду. Тяжело дышал. Чесал в штанах. Протирал лысину, приподнимая котелок. Сморкался в огромный платок. Кряхтел.
— Ну?
— Ты, что, не понимаешь?
— Что я должна понимать?
— Это не человек. Это – тюлень!
Кло внимательно посмотрела на толстяка, потом на выпученные глаза Поля:
— Отпусти мою руку.
— Смотри же.
— Мне больно, пусти!
— Куда же ты?
Кло встала и устремилась прочь, выдав их местоположение.
— И никогда не звони мне больше!
— Кло!
— Баран…
Фигурка Кло скрылась.
— Динь-динь-динь!
Поль обернулся. Толстяк стоял рядом, покачивая жирными пальцами колокольчик у своей физиономии. Мерзкая улыбка головы-задницы расплылась, закрывая щеками маленькие блестящие глазки.
— Динь-динь-динь! – повторил толстяк в тон колокольчику, затем сложил его во внутренний карман и, заложив руки за спину, отправился обратно по аллее от пруда.
— Я знаю, что ты тюлень! – крикнул ему вслед Поль, утирая выступившие слёзы.
— Динь-динь-динь, — отозвался, не оборачиваясь, толстяк.

— Ну, возьми же трубку, сука! – орал в таксофон Поль.
— Абонент отключен или находится вне зоны действия сети, — в который раз сообщил приятный женский голос с бельгийским акцентом.