Вера, Надежда, Любовь.

(посвящается Sophie)

Я пил проявитель,  я пил закрепитель,
Квартиру с утра превращал в вытрезвитель,
Но не утонул ни в стакане,  ни в кубке.
 
И чем-то понравился Любке.

— Вера, Надежда, Любовь, — нараспев произнес А, откупоривая бутылку; впрочем, сейчас не откупоривают, теперь открывают: — Вот те три кита, на которых ещё стоит, нет, не Земля. Земля, как известно не стоит, а благополучно покоится на черепахах — на этих непоколебимых вечных творениях. А стоит на трёх ипостасях человечество.
А сделал глубокий глоток, не поморщился. Какая эта была бутылка за сегодня? Третья? А за неделю? А за жизнь?
— Вера. Человек всегда верит и будет верить. Счастливцы в Бога, мудрые Богу. Нищий в богатство, богатый в то, что не в деньгах счастье. Больные в исцеление, живые в жизнь после смерти. Кстати, ты обратил внимание, какой противный и приторно надоевший звук издаёт эта отвинчиваемая пробка? Плохо, когда Веры нет. Грешники лелеют себя Верой в прощение, алчные праведники – Верой в вечность. Мужчины — женщинам. Женщины — мужчинам. Дети — взрослым. Старики – газетам. И это правильно.
Ещё глоток, поменьше.
— Надежда. Самый большой обман – это то, что Надежда умирает последней. Умирает человек. Надежда остаётся. Надежда вечна. В Вере, в тяжёлый час или минуту испытания можно усомниться, в Надежде – никогда. Матери надеются, что с их чадами никогда не произойдут те несчастья, которые постигли они сами. Солдат надеется, что убьют не его, а его товарища, с которым он минуту до атаки курил одну закрутку. Вот я, засыпая, и не надеюсь, что завтра Солнце вновь будет стучаться мне лучами в лицо, но я надеюсь, что после этой бутылки будет следующая. Какой всё-таки противный запах у этой дряни. Как ты ошибался, называя его эликсиром вдохновения. Эликсир порока, забвения, стыда. Я не предложил тебе? Прости мне эту… эту… не могу подобрать слово… неэтикетность, что ли. Любовь? На многих языках мира «любовь» и «счастье» пишутся и произносятся одинаково. Только не на нашем. Мы чётко разделяем эти понятия. Мы делим счастье на крупинки и стараемся хранить его, лелеять и помнить. Голодному счастье – сытость, бедному – богатство и бесчисленное количество антонимов, которые только приходят в сознание. И нет общего понятия любви. Это абсолютно субъективное, абсолютно эгоистическое, а между тем абсолютно жертвенное и бессознательное состояние.
Совсем маленький глоток.
— Только в первоисточнике нам ведают, кто способен на абсолютную любовь. Но нам она недостижима. Так же, как недостижим её обладатель.
Взятая протянутой рукой с подоконника сигарета задымилась. Глаза хоть и осмысленно, но бесцельно смотрели мимо. Брови вдруг нахмурились, потом приподнялись. Лицо Даши приняло совершенно детскую выразительность:
— А хорошо, оказывается, вот так посидеть… пропустить рюмочку-другую… По.., то есть порассуждать о Луне. О звёздах, которых, оказывается нет.
А спой мне, пожалуйста, про колоколенку. Я так устала...

Обсудить у себя 5
накрутка подписчиков в вк
все 104 Мои друзья