А звёзды, как глаза, с упрёком наблюдали.

Гомон смотрел в окно: тёмные силуэты занимали позиции за деревьями сада.
— Надо уходить! – внезапно сказал крупный.
— Какая потрясающая мысль! – согласился маленький. Он ловко выхватил у Гомона «Узи», поменял магазин: — На чердак! С морковкой первый, пижон посередине, я замыкающий! – чётким тихим голосом, не терпящим возражений, скомандовал он.
— А где здесь чердак?
— Направо, винтовая лестница.
Они ринулись из спальни. Входную дверь уже грубо ломали. Маленький присел на колено, прицелился. Крупный зашипел:
— Вы спятили? Может это не по нашу душу.
Быстро поднялись по лестнице. Крупный вскрыл дверь на чердак:
— Дальше что?
— Слуховое окно, – сказал маленький.
Только крупный подошёл к круглому окну, как оно распахнулось, и в него влезла голова в маске. Крупный тут же обхватил визитёра, свернул ему шею, положил обмякшее тело на пол.
— Ну, Вы и хват…
Но крупный не обращал внимания, он достал мобильный телефон, тетрадь и начал лихорадочно фотографировать страницу за страницей.
— Вы что, припёрлись в дом с телефоном?
— А как я должен, по-вашему, делать снимки?
— Идиот! Они же по нему на нас и вышли! – маленький выбил мобильник и растоптал его.
Крупный выпучил глаза, открыл рот, но не успел произнести ни слова. На винтовой лестнице послышались шаги, маленький высунул руку с автоматом в проём двери, дал очередь вслепую. Кто-то заорал, что-то тяжёлое покатилось по ступеням вниз.
— Теперь всё, — маленький выскочил на крышу. Гомон и крупный слышали, как он пробежал несколько шагов, со двора раздалась беспорядочная стрельба. Прекратилась. Тело маленького застучало по черепице, шлёпнулось на траву.
Крупный тяжело выдохнул. Методично разорвал довольно толстую тетрадь на сотни мелких кусочков, сдунул обрывки с ладоней. Он ощупал убитого им человека в маске. Нашёл пистолет, проверил затвор. Посмотрел на Гомона:
— Я — Король Ящериц. Я всё могу.
Направился к лестнице. Кинул за дверь морковку:
— Ложись!
Когда он вышел, на ступеньках залегли трое. Три выстрела, трое распластались в более произвольных позах. Ещё две головы крупный прострелил, когда те высунулись из спальни. Спускаясь в вестибюль, он положил ещё четверых, пока его пистолет опустошённо не замер и он не получил две пули в живот, в ногу и очередь в спину от вынырнувшего сзади стрелка. Крупный упал, но встал; ещё три пули с разных направлений прошили его. Он качнулся и упёрся в рояль. Сел на банкетку, откинул крышку. Три человека разрядили своё оружие. Досталось и крупному и роялю. Трое судорожно меняли обоймы, когда истекающий кровью крупный поправил забрызганные на пюпитре ноты заиграл «Венгерскую рапсодию» Листа. На четвёртом такте, он как-то неуклюже сфальшивил, досадно поднял брови и накрыл собой чёрно-белые клавиши. Рояль издал тяжёлый минорный аккорд.

Пока внизу разворачивалось сражение, Гомон соображал. Всё стихло, его взгляд остановился на мёртвом человеке, лежавшем перед ним. «Мне день и ночь покоя не даёт, мой чёрный человек…».

Усевшись за руль, Гомон дрожащими руками завёл машину. Фары освещали пустую булыжную мостовую, проносящиеся мимо дома с ухоженными живыми изгородями были погружены в спокойный периферийный сон. Только в некоторых окнах лениво горел тусклый свет. Стрекотали цикады под сладкий запах цветущей липы. Самая обычная июньская ночь.