— Значит договорились? Завтра в пять заедешь за мной, вещи перевезём. Не дуйся, там немного, четыре сумки.
— Хорошо. Только…
— Ты что, передумал? Ты меня не любишь? У тебя всё-таки есть кто-то? Я так и знала! Для чего нужен был этот спектакль? Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной? Какая подлость!
— Да. То есть нет. Мы же решили жить вместе. Просто ты должна знать.
— Ты женат. Дети? Скотина! Мерзкая скотина! Видеть тебя не могу! Садист. Животное.
— Я как раз о животных. У меня живёт кот…
— Ой, а где? Кись-кись-кись. Почему ты не показывал его? Он где? Шотландский? Вислоухий? Обожаю! Как его зовут?
— Он всегда здесь, только показывается, когда захочет. Обычный, дымчатый. Мурзик.
— Мурзик? Только ты мог дать такую пошлую кличку коту. Несчастное создание.
— Это не кличка. Это его имя. И может быть он уйдёт. А может быть ты ему понравишься. Но, лучше бы он ушёл.
— Гадит? Тогда гнать засранца. Фу. Как представлю, что все платья в шерсти, обувь обоссана. Нет. Гнать! Пусть на улице шарашится, там коту самое место.
— Ему не нравиться, что ты так говоришь.
— Где он?
— Он вот, в углу сидит. Слушает.
— Да где же?
— Ты его не увидишь. Только если он сам не захочет показаться.
— О, боже.
— Он всегда смотрит и слушает. А иногда говорит со мной.
— Что за бредни? Ладно, я побежала. Значит в пять. Я жду. И никаких Мурзиков! Нечего вонищу разводить. Пока.
— Пока.
Дверь захлопнулась. Семён сел на край дивана. Из угла комнаты на него глядел немигающими жёлтыми глазами кот. Огромный, дымчатый, в крупную полоску.
— Вот так, Мурзик. Ты ведь не бросишь меня, правда?
Мурзик улыбнулся.
И, попятившись назад, исчез в темноте.