— Этот м-м… человек, или, дабы соблюсти некоторые куртуазные приличия, а главное избежать нападок со стороны прогрессивной общественности, правильнее будет назвать его существом. Так вот, это существо тратило основную часть своего существования, как бы это наиболее доступно и вместе с тем наиболее нравственно дать определение смыслу его жизни?: тратило на пиздёж. Да, навряд ли можно подобрать какое-либо другое слово столь тонко и точно характеризующее род его первостепенной, по значимости для него, деятельности.
Это был пиздобол от бога. Такие таланты не прививают и как науку не преподают в университетах, этот дар врождённый, он передаётся с семенем родителя и молоком матери. И я, безусловно, готов безапелляционно признать, что все мы были бесконечно благодарны, что этот гений губошлёпства попал именно к нам.
Пиздеть он мог всегда и обо всём, не ограничивая себя во времени и в пространстве. Та же врождённая способность помогала ему без труда находить себе аудиторию. Скрыться от гундящей картавой тараторщины не представлялось возможным ни в помещении для курения, ни на крыше, ни в дамской уборной, что особенно беспокоило противоположный пол. Он просто вставал под дверью клозета и монотонно бубнил о вещах не доступных человеческому разуму, пока оттуда с криками не выбегали женщины и даже мужчины, рассыпаясь по зданию и запираясь в кабинетах в поисках убежища. Однажды нашему сантехнику не посчастливилось застрять с ним в лифте. Бедолагу увезли в психиатрическую клинику из которой ему было уже не суждено вернуться. Правды ради следует упомянуть, что эта диверсия с лифтом была устроена кем-то из наших, благодаря чему все мы провели практически весь день в блаженной тишине, распивая шампанское. Упущение с сантехником активист (откупоривая очередную бутылку) с прискорбием отнёс к неизбежным боевым потерям.
Имелась также у этого непревзойдённого мастера словесного поноса любимая, конечно же не женщина, а кружка, омерзительного оранжевого цвета невероятных размеров, из которой он во время очередного пиздежа попивал неизвестную жидкость, которую он по непонятным причинам именовал «турецкий чай», омерзительно хлюпая. Виртуозно разрывая нам барабанные перепонки, он в особенно острые по его представлениям моменты своего спича приподнимал эту кружку, как бы акцентируя внимание слушателей на ценной информации.
Стоит ли говорить о том, что когда наш беспечный коллега, по роковой для него неосторожности, как-то забыл у нас на столе свою незабвенную кружку, отлучившись по естественной надобности, мы все дружно, по очереди в неё… и даже мадмуазель машинистка, ловко вскочив на стол и подтянув подол присоединилась к акции.
Вернувшись, пиздобол с ещё большим рвением продолжил невыносимый пиздёж, но отхлебнув из оранжевого сосуда осёкся, почмокал, отпил ещё. Закатив глаза к потолку он, словно заправский сомелье, покатал жидкость от щеки к щеке, проглотил и стремительно вышел.
Вы не представляете какое чувство глубокого удовлетворения тёплой нежностью разлилось по телам и душам присутствующих. Мадмуазель машинистка в последствии призналась, что в момент, когда мучитель проглотил содержимое кружки, она испытала то блаженство, которое женщина испытывает в порыве безудержной страсти.
Увы. Радость наша длилась недолго. Пиздёж, разумеется, не прекратился. Это, знаете ли, такая вещь, что если уж попала к вам, то избавиться от неё немыслимо, не устранив либо объект пиздежа, либо самого себя.
Однако, количество посещений нашего кабинета резко сократилось, а наш добрый гений решительно отказался от турецкого чая и перешёл на индийский.
Ох! Надеюсь, я не слишком задержал Вас своим пиз…, извините, рассказом?