— Послушайте, инспектор, не перейти ли нам сразу к делу? Вы ведь пришли не только с намерением обсудить погоду и уничтожить мой коньяк, не так ли?
Инспектор помялся:
— Вы как всегда правы, пан Штуц. Дело, — инспектор вздохнул, очевидно всё ещё собираясь с силами, и затараторил: — Дело настолько щекотливое и сложное. Поверьте, я не стал бы тревожить Вас, не будь на то весомой причины.
— Это понятно.
— Позвольте ещё коньяку? Так вот. Ко мне обратилось одно высокопоставленное лицо.
— Угу.
— Вернее дама…
— Супруга высокопоставленного лица.
— Да. Но имён называть не будем. Дело неофициальное и мне доверились как, так сказать, компетентному человеку, в частной форме и оказали высокое доверие…
При слове «компетентному» Штуц удивлённо поднял брови.
— Я просто в безвыходном положении. Вы моя последняя надежда.
— Рассказывайте, инспектор, — Штуц откинулся в кресле и закрыл глаза.
— Особа эта имела неосторожность вести переписку личного характера с неким… некой не менее высокопоставленной особой из соседней державы. Впрочем всяческое общение между ними было прервано несколько лет назад, но месяц тому наша дама получает по почте письмо от того самого адресата. И письмо, судя по её словам, довольно не двусмысленного содержания. В подробности я не посвящён, но мне дали понять, что написано оно весьма чувственно, в порыве пылкой страсти. Как можно понять, попади это письмо на глаза постороннему или же наоборот самому близкому человеку скандал неизбежен, а его последствия сложно себе представить. Так вот. В тот самый момент, когда дама читала полученную корреспонденцию, вошёл её супруг, она со скучающим видом положила конверт на стол, сообщив, что пишет её сестра, которая собирается выехать в… неважно куда, и спрашивает её совета о новой европейской моде. Муж, ничего не заподозрив, сказал, что должен прибыть его секретарь и просил, когда он появится, направить его к нему в кабинет, и вышел. Секунду спустя в комнате возник секретарь, увидел конверт, взял его, вынул письмо, прочёл, положил обратно в конверт, конверт сунул в карман (всё это на глазах мадам), усмехнулся, заявил, что если мадам желает вновь ознакомиться с содержанием депеши, ей надлежит в течение ближайшего месяца выплатить энную сумму, впрочем, заметил он, если мадам не желает платить, то её муж может оказаться более щедрым. С этими словами он проследовал в кабинет, а спустя время, как ни в чём не бывало, распрощался с хозяевами и удалился. Над мадам нависла угроза. Она обратилась за помощью ко мне. Ни о каких выплатах, как Вы понимаете, речи быть не может, всё откроется. И нет никаких гарантий, что документ будет возвращён, а не станет в руках негодяя бичом вечных мучений. Я решил действовать. Необходимо, решил я, изъять письмо во что бы то ни стало. С моими ребятами мы обыскали дом секретаря трижды и ничего не нашли (а искать они умеют). Мы вскрыли его рабочий сейф, проникли в банковскую ячейку и даже абонентский ящик его почты (а это, поверьте, было не просто), но кроме грязных носовых платков также ничего не обнаружили. Возможно, он носит его с собой. Мы устроили ему ночное нападение, слегка помяли, но безрезультатно. Я решил испробовать метод Дюпена. Проник в дом под видом проповедника, изучил его кабинет досконально. Нет. Письмо не лежало в боковом кармашке бюро в конверте с посторонним адресом. Тогда я применил метод Холмса, сымитировав пожар, в надежде, что этот тип бросится спасать самое драгоценное, в том числе и письмо. Но когда повалил дым, он выскочил в кальсонах, держа в одной руке початую чекушку, а в другой фотографию Мерил Стрип. Я в отчаянии. Месяц заканчивается, а результатов ноль. Помогите. Помогите, мне, Штуц. На кону не только положение упомянутой особы, но и моя репутация. Моё… будущее… Позвольте коньяку? Штуц? Вы слушали меня, Штуц?
За весь монолог развалившийся в кресле человек не раскрыл глаз. Казалось, он погружён в глубокий летаргический сон. Инспектор повержено опустил руки:
— Что ж. В таком случае у меня остаётся только один выход.
Он медленно достал из-за пазухи пистолет и приставил ствол к виску.
— Только не в моём доме. Чистка ковров, знаете ли, обходится весьма не дёшево.
— А?
— Если я скажу Вам, где письмо, Вы обещаете незамедлительно покинуть помещение и вернуться сюда с ящиком коллекционного коньяка, бутылку которого Вы приговорили, и более никогда не беспокоить меня подобными пустяками? – Штуц приподнял веки и лениво смотрел на ошарашенного инспектора.
— Я…
— Обещаете?
— Обещаю.
— В таком случае я с уверенностью могу Вам сообщить, что письма как такового не существует.
— То есть как?
— Впрочем, можете попробовать отыскать его клочки на городской свалке. Туда ведь, насколько мне известно, вывозят мусор.
— Не понимаю.
— Всё просто, мой удивительный друг. Этот тип, секретарь, прекрасно сознавал, с кем он имеет дело. Конечно же он не понёс письмо домой, не маскировал, не хранил его в банке и сейфах, не носил его с собой, словом не прятал там, где Вы могли его найти. Так что можете передать своей высокопоставленной мадам, что ей нечего опасаться. Письма нет.
— Но Вы уверены? Вы наверное это знаете?
— Вам достаточно моего слова?
— Вполне!
— Тогда…
— Что тогда?
— Отправляйтесь за коньяком. И чем скорее, тем лучше.