— Ну, вот. Милости прошу, несравненная Софья Афанасьевна, проходите.
— Что это Вы делаете?
— Запираю дверь на ключ, как видите. Ключ кладу в карман сюртука. У Вас, определённо, начнётся истерика и Вы непременно кинетесь к двери, чтобы убежать. Теперь сделать это будет невозможно. Ставни тоже закрыты. Ну, полно, ангел мой. Желаете сопротивляться? Кричать? Что ж, мне это даже импонирует. Сопротивление придаёт особенный шарм и стимулирует особые ощущения. Вот Вы уже мечетесь по комнате, всё ещё не понимая своей обречённости. Как прекрасно побледнело Ваше лицо. Вы собираетесь что-то сказать? Так или иначе я намерен насладиться Вами, а затем, пресытившись, перерезать Вашу лебединую шею. Вашу прелестную головку я сохраню. На память о своей сверхъестественной, божественной любви. Я повешу её здесь, на стене и просыпаясь и засыпая я буду смотреть на Вас… Что это? Револьвер? Откуда? Зачем?
— Низкий Вы человек! Не приближайтесь ко мне! Я выстрелю!
— Сможете выстрелить? Это вряд ли. Аккуратнее со спусковым крючком. Дура. А дура, пожалуй, и выстрелит. Что же, не смею задерживать. Вот, я отпираю дверь. Прошу. Позволите проводить, сударыня? Нет? Ну, как угодно. Как угодно. Всего наилучшего, мой поклон Аделаиде Степановне. Я зайду на неделе. Уф… Что делается… Что делается… куда мир катится? Совсем люди с ума посходили. Хм, а ведь могла бы и пристрелить… Се моветон. Надо что-то с этим делать. Делать с этим… что-то. Надо.