— Может это всё и не так, а только мои фантазии, но не могу отделаться от ощущения, что она мне изменяет.
— С кем?
— Со всеми. Направо и налево.
— Перестань.
— Стою, значит, за витриной. Наблюдаю. Незаметно.
— Из засады что ли?
— Ну, да. Шоферюга какой-то сигареты и жвачку покупает. Она ему улыбается, смеётся, пальчиком завиток у щеки крутит. А у меня голова взрывается и мысли, как он её пердолит прямо на прилавке. Мою жену! Мою!
— Ты болен. Она же девочка. Они так устроены. Это их сущность, природа. Им необходимо нравиться, необходимо внимание. Это вовсе не значит, что она…
— Значит! Значит! Я знаю! Самка! Блудливая самка!
— Перестань. Тут всё дело в самом человеке. В её индивидууме, мировоззрении. В конце концов, сука не захочет — кобель не вскочит. Ну, а если уж захочет, то тут уже ничего не поделаешь, лови. От тебя тут уже ничего не зависит. Не удержишь. Женская похоть — эта штука посильнее, чем «Фауст» Гёте…, — Варнава философски закатил глаза и замер в многозначительной паузе.
— Я убью её, — спокойно, без тени злобы сказал Рупрехт.
— А, — махнул рукой Варнава, начинавший терять терпение: — Никого ты не убьёшь. Ты трус и тряпка, психопатичный неврастеник, параноик. Так и будешь всю жизнь ревновать к каждым штанам. Держи её тогда в клетке на поводке и корми через окошко. Всё! Допивай, забирай бутылку и катись к чёрту отсюда! У меня выходной, а я уже полдня выслушиваю твои сопли.
— Эх, ты. Друг называется.
— Иди, иди. И выкинь всю эту ересь из своей тупой башки. Всё. Пока.

— Аллёу-у, — сладко протянул Варнава в трубку телефона, когда Рупрехт уковылял: — Карамелька, твой баран накачался как свинья, так что до утра у нас есть времечко, мушкой ко мне! Я изнемогаю. Чмоки. Да, и надень вон те чулочки, с ажурной оборкой. Хи-хи-хи… С ажурной, говорю, оборкой, дура! Жду. Пупочка моя…
Дверь за спиной скрипнула, Варнава воровато оглянулся. В приоткрытую щель смотрел жёлтый глаз Рупрехта. Варнава дрожащей рукой опустил трубку на рычаг:
— Вот… мама позвонила…
Дверь плотно закрылась, глаз исчез.
Варнава ещё долго сидел неподвижно, соображая, и неминуемо приближаясь к выводу, что, казалось бы, на первый взгляд абсурдные подозрения Рупрехта не лишены оснований.