— Да-с, молодой человек, — мы шли с Арсений Палычем по местному Арбату, он, облачённый в наглухо застёгнутое серое пальто с воротником, монотонно и величаво переставлял трость в такт шагам, свободную руку закинув за спину, круглые очки блестели стёклами на солнце из-под каракулевой острой шапки, уже поседевшие чеховские усы и бородка смешно шевелились, понукаемые осенним ветерком: — Правильно Вы как-то заметили, что все города одинаковы, а город – это в первую очередь люди, живущие в нём. И люди по природе своей одинаковы, незначительно отличающиеся, как им наивно кажется, мировоззрением, ограниченным окружающей средой. Эта похожесть по сути своей парадоксальна. С другой стороны, было бы странно и неуместно, будь это иначе. А люди – это история.
Мы остановились у скамейки, присели. Очки Арсений Палыча внимательно и со смаком проводили ножки двух гимназисток, небрежно весело промелькнувших перед нами. Он достал папиросу, я дал ему прикурить.
— Ну, скажите мне, голубчик, в каком городе нет истории о милиционере, который поднял руку, то ли с жезлом, то ли чтобы отдать честь, когда проезжал кортеж генсека, а теперь и президента, и его застрелила охрана прямо из окна автомобиля. В каком городе нет притчи про непутёвого водителя, который двадцать раз проезжал под камерой, снижая скорость до нуля, и она его всё время фотографировала, а в итоге ему пришёл штраф за не пристёгнутый ремень. Везде есть свой легендарный Гагарин, нет, не Юрий Алексеевич, а проживающий «вон в том дворе» прозванный так за то, что выпал с балкона пятого этажа вслед за улетающей бутылкой водки и чудом остался невредим. В каждом городе есть могила Виктора Цоя. Есть и всем известная, но никем неувидаемая и таинственная женщина с поперечной промежностью, извините. Чудо-лекарь, излечивающий всё одним только взглядом. Есть свой знаменитый бомж, который зимой голый в шапке Деда Мороза ошивается у магазина. Своё привидение бледной женщины, некогда несправедливо задушенной, а теперь являющейся по ночам охраннику офисного здания.
Арсений Палыч надолго замолчал, будто впав в задумчивую эйфорию, положив подбородок на трость.
— Да… Осенняя пора, очей очарованье… Ах! – вдруг подскочил он: — Простите мне мои пистоляры, сколь очевидные, столь и патетичные. Я, право, злоупотребляю Вашим вниманием, — он пожал мне руку: — А Вы пишите. У Вас иногда получается. Пишите о людях.
Я смотрел на удаляющуюся серую фигуру, скрывающуюся в тоннеле подземного перехода. Смотрел на ещё одну городскую легенду.

А вы, да-да, вот вы, знаете свои городские легенды? Поделитесь?
Ну, ладно.