— Ах, помилуйте, гениальные открытия… Гениальные открытия не происходят случайно, как нас пытаются убедить, это есть плод кропотливейшего, мучительного труда. К примеру Джефферсон, когда у него в зубах застрял кусок ветчины, он восемь суток пытался выковырять его ножом, вилкой, иголкой, стрелял по своим зубам из пистолета и в итоге изобрёл зубочистку, разломав в приступе ярости рояль и подобрав с пола щепку от него. А вот этот вот роденовский Мыслитель? Он что, склонился в глубокой задумчивости изобретая вечный двигатель? Не о перпетууме размышляет он, сидя на горшке с кактусами в похмельном мороке, а о том, каким образом отыскать возможность поправить здоровье после вчерашней попойки, не имея наличных. Что вы на меня смотрите? Эйнштейн? Бедолага вынужден был по двенадцать часов ежедневно отплясывать чечётку и сносить оскорбления соседей снизу, сочиняя свою антинаучную теорию относительности (не самый лучший его трактат, кстати говоря). А как делал свои величайшие открытия Архимед? Тут ни в словах не сказать, ни пером не описать. Сейчас я вам наглядно продемонстрирую. Что значит не надо? Надо. Итак, представьте себе древний Карфаген. Уже глубокая ночь. Архимед работает.
Докладчик начинает расхаживать по сцене взад-вперёд. Останавливается. Суёт руку в штаны и, искривив лицо, начинает яростно чесать в паху. Поясняет:
— В моменты, предшествующие вдохновению, начинают неистово зудеть яйца.
После пятнадцатиминутного чесания, он вдруг замирает, поднимает указательный палец вверх:
— О! Необходимо закрепить!
«Архимед» прыгает на заранее приготовленный для постановки унитаз:
— Теперь главное – хорошенько просраться! Ибо все мало-мальски здравые идеи приходят именно здесь! Ы-ы! О! ЭВРИКА!
Карфагенский учёный издаёт трубный звук, стремительно срывается с учёного трона, падает на сцену, лицом к аудитории:
— На погружаемое тело действует выталкивающая или подъёмная сила, равная весу объёма вытесненного вещества — жидкости или газа! Всё!
Закрывает глаза, начинает смачно храпеть. Неожиданно вскакивает:
— Ну? Вопросы?
— Ах!.. – за столом комиссии падает в обморок бледная дама с глубоким декольте.
— Что такое? Помогите же ей, коллеги! Как не совестно, мадам, вы же профессор естественных наук! Хотя, о роли женщин в науке мы с вами побеседуем при следующем заседании. Нути-с? В буфет, господа? Погрузим, так сказать, жидкость в тело.