— Динь-дон, динь дон! Наконец-то. Ты куда пропал? – Даша поцеловала меня, отстранилась, наморщив нос: — Фу. Опять бухал.
— Бухал, не бухал, тебе-то что?
— Да ничего. Дай, думаю зайду, посмотрю, живой он вообще или нет.
— Соскучилась что ли?
— Да! Представь себе. Ох, и бардак у тебя. Пропадёшь без бабы. Иди помойся, я пока порядок наведу. Опа, а тут что у нас? – Даша заглянула из прихожей в комнату и замерла. На пустом ещё пять минут назад диване лежала Александра, полуголая, в каком-то чёрном парике, тёмных солнцезащитных очках, скрестив облачённые в невероятно пошлые чулки в сеточку ноги. У меня отвисла челюсть.
— О! Вот как, — начала приходить в себя Даша, изучая размалёванное чучело:
— Наше Вам.
— Привет, — ответила Саша, надула и лопнула жвачный пузырь.
— Простите, я, кажется, невовремя.
— Да не. Так-то не особо. Я как Жоржик.
Даша повернулась ко мне:
— Жоржик?
Я закрыл челюсть и вздохнул, понимая, что говорить сейчас что бы то ни было бесполезно.
— Знаешь, не ожидала. Знала я, что ты псих, но это… Ты её в детском саду нашёл? Конфетками соблазнил? Ты же больной человек, ты это понимаешь? Господи, и вот с этим я…, — Даша замолчала, закусила губу и уже не смотрела на меня: — Я тут тебе принесла, — она вложила что-то из пакета на стол: — Угости свою гостью. А мне пора. Прощай.
— Даша…
— Всего хорошего, деточка! Береги его!
— Пока!
Дверь за Дашей закрылась.

— Ну? Довольна?
— А пошла она.
И тут я взбесился:
— Ах ты… Ах ты профурсетка. Барышня недоделанная. Ещё меня учить жизни будет, пэтэушница, Бриджит Бордо сопливая. Подтяни трусы и вали отсюда к ядрене фене! Пошла вон!
— Дурак!

На звонки она не отвечала. Я видел её несколько раз во дворе, заметив меня, она отворачивалась и демонстративно хохотала, кривляясь перед местной шпаной. Правильно говорила Даша. Скотина. Скотина и эгоист. Старый мудак. Вот так вот по голове, по открытому ребёнку, который может быть впервые доверился взрослому, а взрослый оказался заурядной мразью, такой же, как и все, а может даже и хуже.
Как-то ночью я услышал скрежет на подоконнике. Подскочил.
— А, это ты. Ну, заходи.
Мистер Писюн смерил меня вселенским безразличием, спрыгнул на пол и, виляя толстой жопой, потопал на кухню.

Угрюмый и злой я возвращался домой, когда внезапно пришло сообщение: «Прочитала я твою «Тиффани» ваще не похоже». И словно крылья выросли у меня за спиной. Счастливый, как гимназистка, я буквально парил по переполненной улице, огибая этих замороженных, запечатанных в своих футлярах людей, которых я теперь бесконечно любил и готов был всех накормить пятью хлебами и поведать им истину…

— Что? Что такое?
— Да ты представляешь, девчонка с балкона упала. С третьего этажа. Вот несчастье-то. И непонятно. То ли случайно, то ли сама прыгнула. Бабы говорят, вроде как сорвалась. Пока скорая приехала, пока то сё, короче… эх…

Как-то ночью я услышал скрежет на подоконнике. Подскочил.
— А, это ты. Ну, заходи. Окно открыто. Понимаешь? Окно всегда было открыто.
— Эй! Кись-кись-кись! Мистер Писюн, ты здесь?