Двенадцать человек сидели за овальным столом. Хотя все были в клоунских костюмах и масках кое-кого я всё же узнал. Полковник Хуц, основавший Библиотеку имени полковника Хуца, этот идиот не додумался даже надеть перчатки на руки, и отсутствие двух пальцев на левой руке с татуировкой: «О Боже, как я хочу поиметь королеву!» не оставляли шансов его инкогнито. От аптекаря Фишера за версту всегда воняло дешёвыми зелёными сигарами, которые делали его дочурки, катая самосадные табачные листы по своим потным ляжкам. От мадам Тимпл (старая кошёлка) несло хересом из её запасов тысяча девятьсот уй знает какого года. Тут же её муж почёсывается под маской и периодически заглядывает в «Пэйдж», где вчера нашлёпали очередную серию из жизни его любимого кота Бусаила. Ну, задницу Одри, содержательницу цветочного магазина я узнал бы из миллиона, будь на ней хоть сто клоунских платьев. Её-то кой чёрт занёс на эти галеры? Вертлявый джентльмен с вечно дурацким выражением лица, просвечивающее даже из-под маски, не кто иной, как мой друг (чтоб ему пусто было), школьный учитель,  по милости которого я и оказался в доме. Меня, скорее всего, узнать присутствующим (кроме полковника Хуца, отличающегося парадоксальными дедуктивными способностями) не составило большого труда, поскольку я, так или иначе, пересекался с каждым из них в нашем городе. Итак, клоуны и клоунессы помалкивали, украдкой переглядывались, причмокивали, пробуя вино. Так прошло три четверти часа и мне становилось неуютно. Было заметно, что кое-кому уже хотелось отлучиться в уборную, но, очевидно, соблюдая какие-то нормы, никто не отважился. По пьяной лавочке я сам напросился в этот клуб, о котором был весьма наслышан, но слабо верил в его существование. Клуб имел давнишнюю историю, назывался «Оранжерея» и его посвящённые члены носили при себе ромашку, будь то кулончик, значок, либо даже бумажный цветок. Они считали себя отцами города и его законодателями. Поэтому, опознав некоторых присутствующих,  я был несколько удивлён.
Внезапно, но как в замедленной киносъёмке, полковник Хуц достал из-за клоунской за пазухи револьвер и пальнул в потолок. От неожиданности кое-кто визгнул и подпрыгнул на стуле. Хуц обвёл всех непонимающим взглядом, чинно стряхнул обсыпавшуюся на него штукатурку, достал часы:
— Да, действительно рано, — глядел он на циферблат огромного будильника, непонятно каким образом помещавшимся до этого в его карманах: — Тысяча извинений, господа. О! – вверх поднялся отсутствующий палец, признание королеве стало особенно бросаться в глаза: — Теперь пора!
Второй выстрел спровоцировал падение кусков потолка на мистера Тимпла и распространение от него неприятного запаха:
— Ну, это знаете уже…
— Итак, сегодня на повестке, — полковник, похоже председательствовал: — Прима!
Тишина вновь воцарилась в зале, полковничья башка внимательно обошла стол прищуренным взглядом.
— Безобразие…
Взгляд остановился на мне:
— Какое свинство! – он покачал головой: — Хранитель! Принесите Волю  судьбы!
Синий жирный клоун, сидевший справа от меня (так это на него пялился полковник) заёрзал, закряхтел, достал стеклянный ларчик. Все зачарованно уставились на предмет.
— Вестник! Приступайте! – неугомонный полковник опять пальнул в потолок. Теперь досталось аптекарю, но он только молча отряхивался, осознавая, что в барабане ещё три патрона.
Вестником оказалась не кто-нибудь, а Одри. Она жеманно раскрыла ларчик, извлекла оттуда белую ромашку:
— Да или нет? – спросила она.
— Да! — дружно хором ответили клоуны.
Дамочка начала дёргать лепестки и складывать их в ларец.
— Да. Нет. Да. Нет.
Все с нескрываемым напряжением следили за процессом.
— Да. Нет. Да! Нет!– Одри продемонстрировала последний лепесток.
Полковник Хуц облегчённо выдохнул:
— Так тому и быть…, — и сопроводил декламацию очередной пальбой.
Все встали.
— Мы не вершители судьбы, мы всего лишь её скромные слуги! А вы, уважаемые господа, свидетели её выбора!
Клоуны взялись за руки. Они начали ходить вокруг стола и напевать: «У моей маленькой Мисси, весьма большие сиси, а у беззубой Элли красивые глаза…». Хоровод неожиданно остановился.
— Благодарю всех собравшихся. Просьба не оставлять в прихожей использованные салфетки и грязные носовые платки, — сообщил Хуц и первым выбежал прочь. Из-за занавески было видно, как он бежит без оглядки, скрываясь в ночи. Только ещё некоторое время мелькали его оранжевые клоунские башмаки и слышен удаляющийся звук зазвеневшего будильника…