— Ложь! – воскликнул грузный небритый дядя, бухнувшийся за столик на летней площадке напротив Капека, заставляя отвлечься того от чтения нового выпуска «Пэйдж»: — Ложь, враньё, обман, лицемерие и фарисейство!
Дядя закинул ногу на ногу, шумно дыша, достал засморканный носовой платок и начал им вытирать потную шею и раскрасневшуюся от зноя физиономию:
— В современном социуме ложь превратилась в столь обыденную и повседневную вещь, что мы говорим неправду просто автоматически, так сказать машинально, не придавая ей никакого значения ни в моральном, ни в нравственном аспекте. «Как дела?», произносит ложь в вопросительной форме месье Плюс у месье Минуса. Формальный лживый вопрос, ведь месье Плюсу совершенно не интересно и более того не нужно знать как дела у месье Минуса. «Великолепно!», бросает свою ответную ложь месье Минус. В самом деле, зачем же посвящать месье Плюса в свои финансовые и семейные проблемы, а так же сильную ночную изжогу, внезапно появившийся геморрой и запущенный простатит? Удобнее всего соврать. Сказать правду даже  не придёт  в голову. Если не считать, конечно, что геморрой, долги по кредитам и рога, навешанные женой, есть великолепие в понимании месье Минуса. А сказать прямо: «Это не Ваше собачье дело, месье Плюс», значит обидеть. Выходит он солгал, дабы не причинить неприятность. Так он и оправдывает себя. Впрочем, уже и не оправдывает. Парадигма доведена до уровня рефлексии, мышечной памяти. Это стало ещё одним подпунктом, прочно слившимся с инстинктом самосохранения. Врут все. Мужчины врут женщинам, чтобы повалять их в постели, женщины лгут мужчинам, чтобы вытянуть с них побольше денег, дети врут, чтобы не схлопотать за проказы, политики врут, чтобы не потерять мягкое кресло, торгаши, чтобы поплотнее набить свой кошель. Ложь – наиболее простой и удобный способ достижения какой-либо выгоды. Для современного общества, считающим себя цивилизованным и, мало того, навязывающим свою цивилизацию так называемым малоразвитым народам, неправда является нормой. Впрочем, если учесть, что планета находится во власти прародителя лжи, в этом нет ничего удивительного.
Дядя закряхтел. Глаза закатились к небу. Его правая рука поползла по жирному брюху под расстёгнутый ремень в полосатые брюки. После звучных манипуляций в штанах, рука вернулась наружу, глаза вновь уставились на Капека.
— А вот, к примеру, — дядя вытер платком руки, несколько курчавых тёмных волосков упали на стол: — В одном из племён Амазонии (это в Южной Америке), сохранились племена не испорченные так называемой цивилизацией. Так вот, для них нет понятия ложь. В их языке просто на просто не существует такого слова! Вы представляете?! Нет? Вот к прмимеру… ну… заметя у Вас выглядывающую из кармана пачку сигарет, попросит такой абориген закурить, а Вы, не желая тратить свой табачок, скажете ему, разведя руками и мило улыбаясь: «Нету» или «Не курю». Этот ответ, вполне укладывающаяся в современные рамки общения ложь, будет непостижим для мировосприятия такого человека. Он не поймёт. Он мог бы принять ответ: «Не дам», но никак  не «Нет» на тот предмет, который находится у обоих в поле зрения и не требует доказательства своего существования в данный момент времени в данном месте пространства. Вы понимаете? Ох, как сегодня жарко… Правда — это… это страх! Лучше и безопаснее находиться в лживом неведении, нежели страдать от неопровержимой правды. Недаром говорят: «сладкая ложь» и «горькая правда». Да уж.
Дядя смачно высморкался в платок. Спрятал его в карман. Прищурившись поглядел на яркое солнце:
— А ведь передавали: неделю облачно, дожди! Вот Вам и…, — его взор вернулся к Капеку: — Простите, месье, не найдётся ли у Вас сигаретки?
Капек поймал совиный взгляд и после минутного раздумья ответил:
— Не дам!
Лицо дяди замерло, только глаза начали медленно менять своё выражение с удивлённого на непонимающее, с непонимающего на презренное безразличие.
— Аха, — он неловко поднялся, наклонился, очевидно, собираясь пожелать приятного дня, но передумал и зашагал прочь по мостовой.
Вскоре мокрое потное пятно на его рубашке скрылось за каштанами.