Зелёный сад дал плоды. Дождаться когда они сами упадут на острую траву? Или собрать их? Ты не испугаешься моей крови? Или дать сожрать слюнями сущностям с узкими лицами?
Мохнатые кривоногие сатиры надрачивают свои волосатые члены, сверкая натёртой багровой залупой в бесполезном мечтании насладиться мокрой узкой кудрявой промежностью, издающую липкое зловоние, пульсирующая умирающая устрица. Промежность, бездонная дыра, окружённая складками ожидания и рисунком вен, привыкла ждать. Храбрые парни соревнуются в интеллектуальном слабоумии на скоростной спуск труднорасстёгиваемых штанов. Дырявые девицы с обнаженной грудью неумело красят губы, отражаясь в зеркальном озере, наполненным желаниями. Белые мраморные колонны подпирают невидимый потолок. Глаза девушки блестят хрусталём. Она птичка. Она сейчас не здесь. Она летает над радужными полями. С ней можно делать всё, пока действует стеклянный шарик, загнанный ей под кожу.
— Почему дядя? – спрашивает малыш, заходя в спальню.
Мужчина слезает с мамаши, спешно удаляется. Мамаша бьёт ребёнка по голове. Она не успела кончить. Опять помешал нежеланный плод пьяной ебли.
Аристократичные мужчины с трудом выходят, а затем снова садятся в автомобили. На лобовом стекле зелёным высвечивается скорость.
Тапочки. Тапочки.
— Тапочки, я обожаю нюхать твои трусы. Почему ты не носишь трусов?
— Трут. И моим белым голодным друзьям удобнее меня трахать. Я их так люблю. У них такие смешные лица, когда из их маленьких щекотящих детских писек начинает брызгать жизнь.
Палец. Что он показывает? Он показывает не что, а куда! Куда? На мягкие ямочки поясницы.