— На абордаж!!! – в комнату ворвался человек в тельняшке и начал задирать юбку Настеньке. Она точным поставленным движением заехала ему коленкой. Пётр Андреич с упрёком цокнул вслед уползающей согнутой пополам фигуре.
Человек в тельняшке выскочил во двор и залез в стоявшую там наполненную водой бочку, так, что наружу торчала только лысеющая голова, увенчанная седыми растрёпанными бакенбардами. В окно было видно, как его глаза недобро блестели над краем бочки.
— Так вот, — Пётр Андреич вернул очки на свой нос, вновь заглянул в блокнот:
  — Стало быть, деньгами я за Настенькой даю четыре рубля восемнадцать копеек, ценными бумагами: три акции газовой компании «Тьма египетская», общей стоимостью девять копеек, векселей от генерала Капустина, купца Сафьянова и извозчика Фискалина на общую сумму двенадцать копеек.
— Буль-буль! – раздалось за окном.
— Таким образом, партия мне представляется весьма удачной.
Неожиданно дверь спальни распахнулась, оттуда, зевая, вышел полный мужчина с кавалерийскими усами, в кальсонах, в тапочках на босу ногу. Он озадаченно оглядел присутствующих.
— Упс, — дверь в спальню закрылась.
— Буль-буль…
Пётр Андреич задёрнул занавеску.
— Семечки – вот будущее! Будущее за семечками, мой друг. Если засеять приусадебные участки подсолнухами, да сдавать по полкопейки за пуд…, — Пётр Андреич задумчиво закатил глаза: — Это ж перспективы-то… необъятные.
— Папенька…
— А ты молчи! Цыц! Не встревай, когда с женихом разговариваю! О твоём счастье речь идёт, лярва!
— Папенька…
— На отца?! Что ж Михал Антоныч подумает? Образованнейший, культурнейший человек. На почте служит.
— Папенька, да нет никакого Михала Антоныча! С утра шары залили или и вправду с извилин двинулись?
Пётр Андреич повернулся к стулу, на котором сидел Михал Антоныч. Стул был пуст. Пётр Андреич сперва удивился, затем оскалился, хищно пригнулся, озираясь по сторонам:
— А-а! Сбежал!!! Таракан! Ничего, от Раскатая не уйдёт! Ату его!
Из спальни вновь появился усатый толстяк. Держа тапочки в руках, он на четвереньках выполз и скрылся за входной дверью.
Заслышав лай спускаемых собак, человек в тельняшке выскочил из бочки и зигзагами бросился к лесу:
— Поворот овершта-аг!
К нему присоединился усатый толстяк в кальсонах.
— А! – кричал им вдогонку Пётр Андреич, выцеливая отступающих из внушительных размеров рогатки: — А! Присосались тут к аппарату!
Настасья Петровна смотрела в окошко, как в берёзовой роще среди белоснежных стволов мелькали тельняшка адмирала Канариса и кальсоны генерала Капустина.
Пётр Андреич подошёл сзади, обнял дочь за плечи:
— Шантрапа. Шелупонь. Ни черта не понимают в высокохудожественном юморе. Ничего, вот вернётся Михал Антоныч…
— Ах, папенька…
Пётр Андреич сел на пыльный пол. Он грустно смотрел на давно остановившиеся настенные часы с безжизненно замершим когда-то маятником.