Когда я выбрался к вершине утёса, там уже сидел великан-пастух. Он выглядывал из-за камня вниз, где на рейде стояла «Эмма», а в руках держал огромный сачок. Откуда ни возьмись выбежал, цокая копытами, какой-то перепуганный таракан, размером с собаку, великан обернулся и увидел меня. Он оскалился и направился ко мне. Понимая что конец мой неизбежен, я ринулся промеж ног великана к краю утёса, решив принять смерть на дне моря, как подобает моряку, но не в лапах этого чудовища или в мясорубке почтенного семейства Фуго. Однако провидение и в этот раз решило всё за меня. Рой зелёных пчёл, неотступно преследовавший меня, устремился за мной и оказавшийся на пути великан оказался более доступной целью, чтобы выместить на нём своё негодование по поводу повреждённого жилища. Облепленный насекомыми великан завизжал: «ох! ох!», неплохо отстучал два такта джиги, сделал батман и, приняв единственно возможное решение, сиганул за мной с обрыва. Пчёлы же, получив справедливую сатисфакцию, жужжа, победоносно удалились. Заметив переполох, на судне лихорадочно вытравливали якорь и ставили паруса. Благо, что я удачно попал на фор-трюмсель и, скатываясь, зацепился за фок, с которого плюхнулся прямо в объятия ополоумевшего боцмана.  Кун Линь трясущимся пальцем ткнул в небеса, в огромную тень, и мы увидели, как приближается туша великана. Он упал ближе к берегу и, крикнув: «Помогите!», тут же пошёл ко дну. Вода, вытесненная погрузившимся телом, создала волну, которая вынесла наш корабль в открытое море. И вот наша «Эмма» ловя ветер мчалась на всех парусах от злополучной земли великанов туда, где стрелка компаса показывала северо-восток, а барометр пиближение шторма…