Едва избежав одной опасности, судьба подготовила для нас следующую. Не успев пережить один ужас, мы окунулись в другой. Нашу малютку «Эмми» швыряло как скорлупу ореха по бушующему океану, она кружилась, как бумажный кораблик в сточной канаве, барахталась, как муха в кружке эля, как кусок какашки в взбунтовавшейся проруби, когда её пытается выловить дядя Брюстер, как шелуха подсолнечных семян случайно попавших в рот и её выплёвывают, как… ну, вы поняли как.
Мачты и снасти стонали, словно невесты на брачном ложе. Всё, что мы не успели закрепить, смыло за борт (включая рулевого и пятерых матросов). К штурвалу мы привязали Мэтью Донована, предварительно влив в него четыре пинты шотландского. Кок заперся на камбузе со своими мадагаскарскими жабами и заявил, что прирежет каждого, кто попробует войти. Остальные пили ром, блевали со страху и катались по нижней палубе от носа к корме и обратно в такт поднимающим и опрокидывающим валам. Так продолжалось три дня и три ночи.
Шторм закончился так же внезапно, как и начался. И наступил мёртвый штиль. Мы сняли окочуревшегося беднягу Мэтью с его последней вахты и, приладив к ногам ядро, похоронили его в неподвижной морской глади. Через полчаса, когда мы с коком подсчитывали остатки гороха и воды, наверху заорал О’Тул. Поднявшись, мы увидели, как бледный ирландец показывает за борт, «Мэтью вернулся», твердил он, «вернулся за нами, его послал морской дьявол». Оказалось, что верёвка с ядром оборвалась и Донован всплыл. Он спокойно дрейфовал около корабля, скрестив руки на груди, казалось даже, что он улыбается, а Кун Линь уверял, что усопший ему подмигнул. Верный товарищ не покинул нас в тяжёлую минуту, чем привлёк множество всякой рыбы, которую мы чудесно удили в достаточном количестве. Так прошла неделя и, если благодаря непотопляемому Доновану с пищей вопрос был более не менее решён, то вода заканчивалась. Но хуже всего было то, что закончился ром, что не могло не сказаться на настроении команды. Первой пострадала скрипка О’Тула, извлекая из которой звуки, маэстро пытался подбодрить коллег. И чтобы не отправиться за борт самому, пришлось пожертвовать инструментарием. Доктор Лемюэль вызывал крайнее раздражение тем, что от него частенько вкусно пахло медицинским спиртом, но предложение вздёрнуть эскулапа и произвести ревизию его каюты, большинством голосов было отвергнуто из опасения потерять пока ещё нужного человека. Кок Кун Линь так же подвергался постоянным нападкам и угрозам, но категорически отказывался пускать оставшийся горох и тем более воду на производство самогона. Трогать его тоже не решались из боязни его жаб, с которыми тот свёл весьма тесные отношения. В итоге группа недовольных обступила меня и вежливо попросила предоставить на всеобщее обозрение карту Австралии, к которой мы вышли из Йорка полгода назад и попадали куда угодно, только не на обетованную Южную Землю. Я предъявил документ. К моему удивлению делегация даже не развернула карту, а наоборот, плотнее скрутив, решила вернуть её мне в личное пользование, для чего двое схватили меня за руки, другие двое стянули штаны. «Лучше бы меня сожрала мадам Фуго…», пронеслось в моей голове и тут… «Земля!». (спасибо, Господи) «Прямо по курсу! Земля!». Меня бросили, как ненужную вещь и побежали к бушприту. Похоже, корабль попал в какое-то течение, которое по-тихонечку принесло его… только вот куда?