Да, пожалуй, выступать перед такой аудиторией мне ещё не приходилось. Несколько внимательных пытливых пар глаз придирчиво изучали, вернее, сканировали меня с головы до ног. Что ж, промедление было смерти подобно, отступать некуда, я кашлянул и начал:
— Итак…
— Не надо «итак», — тут же убедительно вежливо раздалось справа.
— Ладно. Жили-были старик со старухой.
— «Жили-были»? Хм… Тавтология какая-то.
— Плеоназм, — лениво согласились слева.
— В самом деле. «Жили» уже подразумевает, что «были» и наоборот.
— Жили старик со старухой, — неумолимо продолжил я.
— Фамилия. Имя. Отчество.
— Степан Васильевич Щукин и Тамара Николаевна Щукина.
Справа и слева старательно что-то записали в блокноты.
— Вот и говорит старик старухе: «Поди-ка, старуха, по коробу поскреби, по сусеку помети, не наскребешь ли муки на колобок».
— Момент! – запикали сенсорные экраны смартфонов, открывающих Википедию.
— Сусеки… И-и-и…, — кто-то осмелился хихикнуть, но тут же был пристыжен укоризненным цоканьем.
— Прошу, продолжайте.
— Взяла старуха крылышко, по коробу поскребла, по сусеку помела и наскребла муки горсти две. Замесила муку на сметане, состряпала колобок, изжарила в масле и на окошко студить положила.
Колобок полежал, полежал, взял да и покатился — с окна на лавку, с лавки на пол, по полу к двери, прыг через порог — да в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и дальше…
Понимая, что останавливаться нельзя – съедят, я продолжал, стараясь, не попадать в задумчивые, переваривающие информацию зрачки:
— Катится Колобок по дороге, навстречу ему Заяц:
— Колобок, Колобок, я тебя съем!
— Не ешь меня, Заяц, я тебе песенку спою:
Я Колобок, Колобок,
Я по коробу скребён,
По сусеку метён,
На сметане мешон
Да в масле пряжон,
На окошке стужон.
Я от дедушки ушёл,
Я от бабушки ушёл,
От тебя, зайца, подавно уйду!
И покатился по дороге — только Заяц его и видел!
— А почему Заяц не съел Колобка?
— Это был воспитанный интеллигентный Заяц, он вежливо спросил, существует  ли вероятность съесть встретившегося путника, и, получив весьма убедительные причины невозможности сего, вынужден был ретироваться.
— О как!
— Катится Колобок, навстречу ему Волк:
— Колобок, Колобок, я тебя съем!
— Не ешь меня, Серый Волк, я тебе песенку спою:
Я Колобок, Колобок,
Я по коробу скребён,
По сусеку метён,
На сметане мешон
Да в масле пряжон,
На окошке стужон.
Я от дедушки ушёл,
Я от бабушки ушёл,
Я от зайца ушёл,
От тебя, волк, подавно уйду!
И покатился по дороге — только Волк его и видел!
— А…?
— А Волк был не обучен манерам в пажеском корпусе и к тому же колобками не питался, а предпочитал зайчатину. Он шёл по следу Зайца и, наткнувшись на Колобка, задумчиво про себя заметил: а не съесть ли ему Колобка для разнообразия, но чуяв по близости Зайца, решил не терять время.
— М-м… Разумно.
— Катится Колобок, навстречу ему Медведь: «Колобок, Колобок, я тебя съем!».
Медведь ел всё! Но в преддверии зимней спячки находился в сомнамбулическом состоянии и легко поддавался зомбированию:
— Где тебе, косолапому, съесть меня!
И Колобок начал читать мантру:
Я Колобок, Колобок,
Я по коробу скребён,
По сусеку метён,
На сметане мешон
Да в масле пряжон,
На окошке стужон.
Я от дедушки ушёл,
Я от бабушки ушёл,
Я от зайца ушёл,
Я от волка ушёл,
От тебя, медведь, подавно уйду!
И опять покатился — только Медведь его и видел! А вернее впал в прострацию и пошёл собирать малину.
— Сусеки… и-и-и…
— Цыц!
— Катится Колобок, навстречу ему Лиса, которая очень любила песни, но была глуховата, так как Медведь ей во время последней медовой вечеринки в валежнике, перебрав медовухи, наступил на ухо:
— Колобок, Колобок, куда катишься?
— Качусь по дорожке.
— Колобок, Колобок, спой мне песенку!
Колобок и запел:
Я Колобок, Колобок,
Я по коробу скребён,
По сусеку метён,
На сметане мешон
Да в масле пряжон,
На окошке стужон.
Я от дедушки ушёл,
Я от бабушки ушёл,
Я от зайца ушёл,
Я от волка ушёл,
От медведя ушёл,
От тебя, лисы, нехитро уйти!
А Лиса говорит:
— Ах, песенка хороша, да слышу я плохо. Колобок, Колобок, сядь ко мне на носок
да спой ещё разок, погромче.
Колобок вскочил Лисе на нос и запел погромче ту же песенку.
А Лиса опять ему:
— Колобок, Колобок, сядь ко мне на язычок да пропой в последний разок.
Колобок прыг Лисе на язык, а Лиса его — гам! — и съела. Всё!
Я обвёл победоносным взором благодарных слушателей.
— Тут и сказочке конец, а кто слушал молодец. Вопросы есть? Вопросов нет.
Гробовую тишину  нарушил писклявый голосок:
— То есть Колобка, стесняюсь спросить, съела Лиса?
— Так точно.
— А как же он тогда стал шерифом?
— Чего???
Дверь распахнулась, запыханная физиономия заведующего огласила:
— Пятая группа! На обед!
Через мгновение моя придирчивая публика превратилась в крикливых сопливых ребятишек, которые сорвались со своих мест и, издавая боевой клич индейцев Чероки, бросились мимо меня в столовую.
— Ну, как малышня? Не шалили? – орал мне заведующий детским садом «Радуга-дуга» поверх голов своих шумных подопечных.
— Не-ет. Слушали очень внимательно…. М-да. Умные дети, далеко пойдут.
Маленький тип в синем комбинезончике, тот, который задал мне последний вопрос подошёл и, глядя исподлобья спросил:
— Вы придёте ещё, не так ли?
— Мммм… возможно.
— А что Вы ещё расскажите?
— Ну, намечались «Теремок», «Курочка Ряба».
— Ага. «Те-ре-мок», — он аккуратно записывал в блокнот: — А «Курочка Ряба» – это где чьё-то яйцо разбили?
— Да.
Он бережно закрыл блокнот:
— Феноменально.
Холодок пробежал по моей спине.
Хищная улыбка расползлась по розовому детскому личику, и комбинезончик заспешил за своими подельниками.