Пьер Гуно двигался по бульвару Бомарше весёлой непринуждённой походкой. Настроение было великолепное. Четверть часа назад он наконец-то душевно схлопотал от Жермен по физиономии букетом ромашек, своевременно собранных у памятника писателю Збидичу, тем самым получив полную и окончательную отставку. По крайней мере, на ближайшую неделю. Он — неблагодарная свинья, она — вовремя прозревший ангелочек, чуть было не связавший свою жизнь с ничтожеством и пустозвоном. Все довольны, все остались при своих. Невероятное чувство свободы, приправленное весенним солнцем и прохладой, наполняло Пьера. Встречные барышни улыбались, в голове звучала «Рио-Рита».
— Пьер!
Пьер обернулся. К нему на всех порах бежал… Маршан (чёрт бы его побрал!). Как всегда в непременной клетчатой тройке.
— Пьер! Уф… Какое счастье, что я тебя встретил! – запотевший Маршан схватил ладонь Пьера и начал трясти: — Нет, это не случайность, это судьба!
— С каких пор ты веришь в судьбу? – «Рио-Рита» смолкла, зазвучал «Каприз» Паганини.
— С недавних, — глаза Маршана странно забегали: — Ну, как поживаешь?
— Да, в общем-то, неплохо. Гуляю вот.
— А! Моцион! Ну, пойдём, — Маршан обхватил своей лапой плечи Пьера и они не спеша продолжили прогулку: — Что интересно, профессор Рив неопровержимо доказал, что именно ходьба способствует укреплению костной системы, а равно сердечно-сосудистой акопуляции. Не бег, заметь себе, а именно ходьба. Бег придумали эти выпендрёжники янки. Европа ходит, значит им нужно бегать! Мы побежим, они начнут ползать. Ты читал последний «Пэйдж»?
— Я…
— Напрасно, напрасно. Теория доминирования минуса над ноликом, а нолика над крестиком и двоеточием представлена довольно увлекательно. Ах, если это так, представляешь, какие перспективы открываются для людей, с врождённым знаком умножения или квадратного корня! Эта дамочка из института судебной психиатрии знает, о чём пишет. И подумать только, что наличие прыщей на заднице определяет…
— Ты куда меня ведёшь?
— Я? Никуда. Я иду с тобой, — ещё крепче прижал Маршан Пьера к себе: — Так вот, исследования тембра женского голоса показали, что обладатели растра в 120 децибел…
На углу Каштановой улицы у фонтана стояла скрюченная старушка с протянутой рукой.
— О! Дай бабушке монетку, — толкнул Маршан.
Пьер вынул из кармана первое, что попалось, и сунул в трясущуюся морщинистую руку. Старушка перекрестилась справа налево.
— У-у-у!!! – Маршан подняв брови, таращился в свои карманные часы: — Заболтал ты меня совсем. Ну, счастливо!
Исчез столь же стремительно, сколь и появился.
«Вот кто пустозвон», думал Пьер. Однако, ощущение освобождения не покидало его и, мало того, требовало праздника. Ну, что ж, в «Элефант»!

На следующий день, возвращаясь с работы по тому же бульвару, Гуно вновь попалась старушка у фонтана. Она явно узнала Пьера и жалобно глядела на него. Он переправил монету из кармана в протянутую руку. Назавтра история повторилась. И на послезавтра. «Хм, почему я не замечал её раньше?». Через неделю это стало раздражать Пьера. Старуха вела себя весьма бесцеремонно, медленно подходя к нему и ожидая монет, как положенной зарплаты. Однажды Пьер просто решил проигнорировать попрошайку. Она пропала у него за спиной и выросла уже на повороте в сквер, через три квартала. Пьер, стиснув зубы, молча прошёл мимо. «Однако…», сводил он вечером дебет с кредитом.
Смена маршрута не принесла ожидаемых результатов. Старуха в платочке появлялась везде, какими бы окольными путями и козьими тропами Пьер не добирался домой. И всегда, огибая протянутую ладонь, как бы, не замечая, Пьер слышал в след:
— Храни Вас господь, и дай бог вам счастья…
«Издевается. Какого чёрта? Я же не обязан содержать эту старую кошёлку!», заглушал непонятное смятение в себе Пьер. Старуха продолжала вырастать, словно из-под земли перед Пьером, милостиво требуя мзду. Пьер стал бояться выходить из дома. В воскресенье он первый увидел охотницу. Спрятался за развесистый каштан. «Чёртова кукла!», скрипел зубами Пьер: «Ну, всё!».

Дюваль вышел из букинистического магазина, любовно потирая томик Вивьена Лира 1887 года издания. Боже! Как долго я тебя искал — говорила его блаженная улыбка и истомный мутный блеск в счастливых глазах.
— Дюваль! – окрикнул его кто-то: — Дюваль!
Дюваль оглянулся. К нему на всех порах бежал… Пьер Гуно (чёрт бы его побрал!). Как всегда растрёпанный и похабно светившийся.
— А, Пьер! Моё почтение.
— Вы выглядите столь счастливо, что я не мог не окликнуть Вас. Поделитесь же своим счастьем.
— О-о…, — простонал Дюваль, прижимая книгу к щеке: — Вы угадали. Я действительно счастлив! Это «Карамельки в жире» Лира, первое издание, без купюр. Это чудо отечественной поэтической пасторали. Послушайте, Пьер, а давайте отметим! Это действительно праздник для меня и я рад, что Вы встретились мне именно сегодня!
— Великолепно! А как я рад, Вы себе и представить не можете. О! – Пьер Гуно начал шарить по карманам и тут Дюваль заметил маленькую старушку в платочке, которая стояла рядом и тянула морщинистую ладонь.
— Послушайте, не могу найти мелочь, дайте бабушке монетку.
— Конечно, — Дюваль дал монетку.
— Простите великодушно, дорогой мой Дюваль, но отпразднуем как-нибудь в другой раз! – кричал уже через дорогу исчезающий Гуно.
— Хм… Чудак, — пожал плечами Дюваль и на мгновение ему показалось, что старушка, всё ещё стоявшая рядом, подмигнула ему.
— Стонали словно жёны струны…, — процитировал Дюваль Вивьена Лира.