В дверь настойчиво скреблись, и дёргалась ручка.
— Кто там?
— Это я, Сметанин. Отоприте, прошу.
Я зажёг свечу, глянул на ходики. Половина третьего. «Чёрт бы его побрал!».
— Минуту…., — я вылез из постели, впустил пожилого Сметанина, у которого я квартировал: — Что случилось?
Сметанин выглядел чрезвычайно взволнованным:
— Ах, ради бога, Валерий Платонович, четвёртые сутки не усну. Да я никак потревожил Вас?
— Ничего, ничего, да Вы присаживайтесь.
Он уселся рядом на кровать, искательно заглядывая мне в глаза:
— Вы вот человек образованный, дипломированный, на службе состоите, опять же знаменитость литературная….
— Да полно, Вам…
— Да-да, не скромничайте. Вот это вот…, — он ткнул указательным пальцем на книги, лежавшие на полке, потом потряс пальцем над головой: — Это, о-о-о!!!
Вот давеча услыхал я у Потоцких такое выражение: Не путай мне, говорит, братец, Божий дар с яичницей! И не поверите, уж четвёртую ночь мучаюсь.
— А что, собственно…?
— Как?! Да разве ж та же яичница не есть дар Божий, как и всё созданное на земле, и саму землю и небо включающий? Так растолкуйте мне, искреннейший Валерий Платонович, в чём же здесь суть, соль, так сказать? Или это в плане метафизическом, ей-богу? Вы как полагаете, а? Только по совести.
Что можно было ответить на подобное «реноме»? Однако, дальнейшее избавило меня от этой необходимости. Произошло нечто неожиданное. Сметанин захихикал, и чем далее, тем сильнее, до слёз. В итоге он остановился, утирая глаза рукавом:
— Вы уж меня простите, голубчик, но уж больно глупое лицо у Вас становится, когда вы думать пытаетесь. Вот, спрошу у Вас какую-нибудь чушь, наблюдаю за мыслительными Вашими процессами в голове Вашей пустой, и так мне радостно и тепло на сердце, что есть такое бестолковое никчёмное создание, а я от этого сладкого осознания возвеличиваюсь в глубине души своей. А сейчас пойду, супруге своей расскажу, похохочем, — он поднялся: — Ну, не смею более обременять столь поздним визитом. Покойной ночи, милостивый государь. Вы, давеча, просили в седьмом часу разбудить? Так непременно.
В дверях Сметанин обернулся:
— Голубчик Вы наш!
Дверь закрылась.