На парковой скамейке у пруда, укрывшись в тени развесистой ивы от хмурого солнца и любопытных глаз, сидели трое. Созерцая окружающую их действительность, столь прекрасную в своей совершенной неповторимости, не позволяющей усомниться в непревзойдённой невозможности гения своего творца, они умиротворённо курили.
— Заметил одну странность. Можно даже сказать закономерность, — нарушил тишину Блондин, пуская струйку дыма вверх: — Как только начинаю курить, сразу хочется ссать, — он сильнее сжал без того плотно сдвинутые колени.
— А мне срать, — откликнулся Брюнет и с напряжением стиснул ягодицы.
— А мне бухнуть, — заявил Рыжий.
Он кинул в урну бычок, вынул из кармана чекушку, смачно, одним глотком опорожнил её, блаженно крякнул в пространство.
Тут же трубно и протяжно пёрнул Брюнет.
Блондин вскочил, как баба виляя мокрым задом, скрылся за деревом, оставляя аммиачный дух.