— Аллэ! Аллэ! – кричал папаша Морис в молчащую трубку, затем дул в неё: — Фу! Фу! Вас не слышно! Фу! Фу! Перезвоните! Фу! Фу! – и клал на рычаг.
— Нет, это не выносимо…, — не выдержал Поль, когда Морис в восьмой раз повторил манипуляцию с аппаратом.
— Совершенно невозможно! – согласился Морис: — Просто чёрт знает, что такое!
— Папаша Морис, объясните мне одну простую вещь, — начал багроветь Поль.
— Какую же? – внимательно приготовился слушать Морис.
— Зачем Вы дуете в трубку?
— А?
— Я говорю, какого чёрта Вы дуете в эту дурацкую трубку?
— Но ведь гудков нет!
— А если Вы будете в неё дуть, они появятся?!
— До сих пор не появились, — развёл руками Морис.
— И? Какой отсюда можно сделать вывод?
— Вот в наше время были аппараты, так аппараты… Аллэ, мадмуазель! Мадмуазель! – папаша Морис, поднеся руку к уху и закатив мечтательно зрачки, начал живописно изображать, какие были аппараты в его время: — Соедините меня с «Гранд опера». Аллэ! Фу! Фу!
— Нет, я с ума сойду! – Поль начал совершать хаотичные перемещения по залу.
— А на другом конце провода грубый мужской голос отвечал: «Я соединю, старый хрен. Я тебе сейчас соединю…». Потому что тогда в нашем городе было только два телефона, у нас на станции и в участке жандармерии.
Морис подошёл к телефону и помещение вновь наполнил его голос:
— Аллэ! Аллэ! Фу! Фу! Вас не слышно! Фу! Фу!
Поль набросился на Мориса, они покатились по полу. Руки Поля тянулись к горлу Мориса, Морис хрипел. Из-за стойки показался хозяин заведения Жордан. Он появился со стороны уборной, застёгивая широкие штаны на пуговицы в виде ромашек – подарок Бланш (его жены и одновременно, по стечению обстоятельств, любовницы).
— Нет, ну на пару минут их нельзя без присмотра оставить! – полез разнимать завсегдатаев своей забегаловки Жордан.
— А чего он? – оправдывался Поль.
— Аппарат… Телефон…
— Он из меня психа хочет сделать своим «Фу-фу»! Каким безмозглым надо быть, чтобы дуть в телефон?
— Телефон? А зачем в него дуть? Кабель надо в штекер вставлять! Он же отключён, — Жордан, потирая руки о брюхо, подошёл к аппарату, хмыкнул и деловито воткнул в электрическую розетку висевший рядом оборванный провод от  неработающего игрового автомата. Его ударило током: — Ах! – Жордан упал на пол.
Поль и Морис, наблюдавшие эту трагедию, наконец-то, отцепились друг от друга, бросились к Жордану. Глаза Жордана светились ангельским светом, источая сияние блаженства, редкие волосы и бакенбарды торчали торчком, испуская адский дым.
— Ну, дружище Жордан, да что же это?
— Муу, — отозвался дружище и ткнул пальцем в потолок.
— Ай-яй-яй…
— Что «ай-яй-яй»? Звоните в больницу, скорее!
— Да-да-да! Вы правы! Конечно! – папаша Морис бросился к трубке телефона: — Аллэ! Аллэ! Фу! Фу! Больница? Вас не слышно! Фу! Фу!
— Ну и в полицию за одно…, — оскалился Поль, бросил, словно мешок, Жордана, к которому уже потерял всякий интерес, и стал неотвратимо приближаться к выпучившему от ужаса глаза Морису….

Пытливому читателю скажу, что не беспокойтесь. По случаю в заведение заглянул старый приятель папаши Мориса и всей компании жандарм Келюш, связался при помощи почтовой черепашки Альбина (которую частенько носил с собой для подобных ситуаций) с ближайшим отделением Больницы Святой Женевьевы, что находилось в селении по соседству, всего в пятидесяти лье, так что всё закончилось благополучно. Даже месье Жордан, очнувшись от потрясения, обрёл, как он сам выразился, благодать, стал примерным прихожанином и даже прекратил продавать нелицензионное спиртное в своём заведении, что отрицательно сказалось на количестве посетителей, но верные старожилы папаша Морис и Поль частенько засиживались за столиком у окна, вспоминая эту, обрастающую с каждым разом всё новыми подробностями, историю, в которой осталось, всё-таки, одно тёмное пятно: по возвращении Жордана из лечебницы, обнаружилась таинственная пропажа телефонного аппарата, но Жордан не стал заявлять в полицию и теперь только светлый прямоугольник на стене изредка напоминает о том, что там когда-то стоял злополучный предмет.