— Ты кто?
— Эдельвейс.
— Еврей что ли?
— Нет. Цветок.
— Кто-кто?
— Растение такое.
— Проходи. Следующий. Ты кто?
— Петрушка!
— Ну, это я вижу, что… Петрушка… Растение?
— Ага.
— Ну, проходи, Петрушка… Так, стоп! А ты ещё кто?
— Я Роза!
— Проститутка?
— Хам!
— А! Ты чего колешься? Больно же. Иди уже, растение. А это ещё что?
— Я Кактус. Кактус я. Кактус.
— Эстонец?
— Я Кактус. Кактус. Кактус я. Кактус.
— М, ясно, проходи.
— Я Кактус. Кактус.
— Да понял я, понял, усёк, иди.
— Кактус я.
— Заебали. Психи ненормальные.
Словарь Даля: сон — состояние спящего; отдых тела, в забытьи чувств.
Википедия: сон — естественное физиологическое состояние, характеризующееся пониженной реакцией на окружающий мир.
Мрачные тучи закрывали кровавую луну. Ночную землю озаряли вспышки изломанных молний. И грянул гром. Надвигалась гроза. Сгибаемая порывами ветра яблоня билась ветками в тёмное стекло. Марцепан спал плохо. Он ворочался, стонал. Ему снилось неотступное, неотвратимое, неминуемо приближающееся бардово-красное, пульсирующее, липкое, засасывающее, мокрое… Марцепан закричал и проснулся. Холодный пот каплями скатывался по лбу. Антоновка ударила в окно, Марцепан вздрогнул. Ходики на стене показывали три часа двенадцать минут. Всего лишь сон, успокоил себя Марцепан, всего лишь сон. Он снова положил голову на подушку, закрыл глаза. Шум начавшегося ливня стал удаляться…, зелёные круги, синие овалы, фиолетовые, красные… И вновь этот нарастающий кошмар. Вот, уже близко. Марцепан пытается бежать, но ноги увязли в зловонной алой жиже. Поздно. Всё. Вот оно… УКУЛЕЛЕ… КОНТРАЛЬТО...
Иду себе иду, никого не трогаю и вдруг бац! Светофор косит красным глазом. Встал. Впереди тоже стоят. Стоят и говорят:
— Были демоны, но они самоликвидировались)
Светофор зелёный… я на север...
Тронуло.
Так запись для себя.
— Эх, солдатик, шёл бы ты, пока злодей не явился, не будет тебе пощады.
— Да, — солдат огляделся по сторонам, погладил усы: — Пойду пожалуй. Ну, храни вас Бог.
Дед и бабка замерли. Их взгляд был устремлён за спину солдата. Солдат медленно обернулся, вздрогнул. Перед ним стоял великан. Как огромная гора он возвышался над окружающим миром и потирал невероятных размеров ладони:
— Вот те раз, вот те раз, пообедаю сейчас.
Он потянул свои руки к солдату.
— Отставить!
Теперь вздрогнул великан.
— Кто таков?
— Чего?
— Кто таков, говорю, докладывай!
— Великан.
— Так-с, — солдат деловито пошарился в ранце, достал бумагу:
— Ве-ли-кан, ага. Как звать по отцу?
— Э-э… Великанович.
— Великан Великанович. Ты то мне и нужен, братец.
— Ась?
— Мы его по всей Руси, понимаешь, ищем, — обратился солдат к деду с бабкой: — А он здесь обосновался. Да ещё и безобразничает!
— Я?
— Молчать! Смирно! В то время, как наша доблестная армия, за веру, царя и отечество проливает свою кровь, этот, — солдат ткнул пальцем в Великана: — с позволения сказать, субъект отсиживается в тамбовских лесах. Это что же получается? С северных морей чухонцы лезут, с южных турок, братья булгары стонут под игом Османским, а он облюбовал тут себе райский уголок! Деревни разоряет, стариков и детей жрёт (ишь, ряху-то наел), обозы купеческие грабит!
— Ну ты чаво, ты чаво…
— Ах ты ж дезертир, сукин сын, диверсант-вредитель! Саботажник! А не желаешь ли, голубчик, на вечную каторгу?
— Я… Я…, — залепетал Великан, вращая жёлтыми глазищами.
— Вижу, что ты. Вот предписание явиться мобилизованному на воинскую службу Великану Великановичу на сборный пункт. На, прочти и распишись.
Великан взял протянутый ему листок бумаги, долго разглядывал:
— Да не умею я читать.
— Ничего, там тебе это не понадобиться. В общем так, отсюда у тебя два путя. Либо доблестно послужить России-матушке, до окончательной победы, либо по этапу на уральские каменоломни.
Тут Великан оскалился:
— А вот возьму и прихлопну тебя сейчас тут как муху, а?
— Что ж, — прищурил глаз солдат: — Можешь и прихлопнуть. Только если к завтрему мы с тобой не прибудем на станцию, где стоит наш полк, придут сюда сотни три солдат, да сотни две казачков, да пушечек так с десятка два и порубят тебя и размесят тебя и по кусочкам разнесут. Устраивает такой вариант?
У Великана отпала челюсть и стало заметно, что ему очень хочется справить нужду.
— Ну? Чего вылупился? Даю тебе, сволочь, полчаса на сборы и выступаем. Кру-гом!
Великан обернулся.
— Шагом… Отставить. Бегом-м… арш!
Великан припустил к лесу так, что затряслась вся деревня. Он скрылся в чаще, ломая дубы и ели.
— Ух-х, — утёрся под бескозыркой солдат, посмотрел на свои взмокшие ладони: — А ручонки-то дрожат, ядрить его, — и начал укладывать ранец.
Из-под стола вылезли дед и бабка:
— Сынок, никак уходишь?
— Пора. Итак тут с вами задержался.
— Ой, солдатик, так вернётся же чудище это, всех перебьёт!
— Этот? – солдат кивнул в сторону поломанного леса, улыбнулся: — Этот не вернётся. Этот уже где-то у Германской границы, немчуру топчет. Так что живите теперь спокойно, отцы. Или может ещё с чем помочь?
— Да что ты, что ты! Мы тебе и так весь век благодарны.
— Ну, тогда счастливо, — солдат накинул ранец, приложился к бескозырке: — Здравия желаю. Смотрите, больше не закапывайтесь.
И зашагал по пыльной дороге дальше.
А старики махали ему вслед.
— Итак, что мы имеем?
— М-м…. Труп обнаружен в кабинете. Голова пробита. Рядом с телом разбитая ваза и цветы, словно траурный букет, возложенный на грудь покойного.
— Оставьте свои литературные потуги при себе. Мне нужны факты.
— Хорошо. В квартире больше никого не обнаружено, окна закрыты, дверь заперта изнутри на ключ и на засов.
— Никого?
— Абсолютно.
— Вы уверены?
— Ну, если не считать рыбок в аквариуме и рыжего кота. И жирной мухи, которая билась в стекло. Вероятно пыталась скрыться с места преступления. Отпечатки пальцев, не принадлежащие убитому, не найдены.
— Так, дело проясняется. Какие Ваши соображения?
— Совершенно загадочное происшествие. Просто ума не приложу. Инспектор Гук предложил версию самоубийства.
— По его мнению покойный решил свести счёты с жизнью, ударив себя вазой с цветами по голове?
— Ну, собственно, почему бы и нет…
— В таком случае, тот человек был большой оригинал. Нет, инспектор. Это убийство. Открывайте квартиру. Я и в этот раз докажу, что полицейские зря едят свой хлеб.
— Хм, прошу.
Через четверть часа из дома двое полицейских вывели рыжего кота в наручниках.
— Это дело даже не на одну трубку, как говорил старик Холмс. На две затяжки.
— Но как Вы догадались?
— Совершенно очевидно было, что кроме этого кота никому не нужна была смерть этого несчастного толстяка, который, судя по виду задержанного, не кормил его, и по поломанной швабре в спальне, гонял своего питомца этой утварью по комнатам. Подкараулив своего хозяина, кот просто аккуратно столкнул вазу с высокого шкафа ему на голову. И потом, Вы видели когда-нибудь взгляд кошки, наделавшей под кроватью? Встретившись с этим взглядом, мне стало всё понятно. Всё встало на свои места.
— Пан Штуц, я не перестаю удивляться Вашей проницательности!
— Элементарно, инспектор. Элементарно.
— Увозите арестованного.
Раздалось жалобное мяуканье.
— Это ты на суде расскажешь, сынок. Поехали!
Толстая муха внимательно наблюдала через стекло, как по булыжной мостовой покатилась полицейская машина.
Сын просит папу:
— Папа, давай в цирк сходим.
— Да ну его, ерунда.
— Там тётя голая на тигре кататься будет. — М…, голая говоришь…. Ну, давай сходим, давно я тигров не видел.
Это только присказка, сказка впереди.
В один уездный город приехал цирк. Да, не то что приехал, так, с гастролей из Парижа возвращался и по пути, где останавливался, там давал по одному представлению. А для маленького городка это событие, безусловно, грандиозное. Весь, так сказать, свет оживился. Да и прочие горожане, увидев на рекламной тумбе афишу с захватывающим призывом: «Только одно представление! Проездом. Летящий слон!» в предвкушении необычайного зрелища, раскупали билеты и бурно обсуждали предстоящий поход в цирк, который уже расставлял большой шатёр на центральной площади.
Решил пойти и поручик Колокольцев. Столь удачный случай пригласить Лизу (дочь купца Коромыслова), представлялся не каждый день. Поручик приобрёл два билета, наказал денщику Егору почистить его полевой мундир, сам надел парадный и отправился в купеческий дом.
Суровый Емельян Тимофеевич встретил офицера прохладно и заявил, что пойдёт вместе с ними. Он оставил жену заниматься хозяйством, а ей тоже очень хотелось поглядеть, как летает слон. Но слово Емельяна Тимофеевича, было закон. Пошли втроём. Однако, когда они проходили мимо разливочной Василькова с соответствующим названием «Наливай и пей!», предельно ясно определяющем назначение этого заведения, Коромыслов исчез. Это обстоятельство не огорчило ни Лизу Емельяновну, ни Колокольцева, они продолжили путь.
И в самом деле, можно было подумать, что в цирке собрался весь город. Городничий с семейством, полицмейстер, даже доктор Жмуриков, которого из больницы вытащить было невозможно никакими коврижками. Лиза и Колокольцев устроились в первом ряду. Справа от поручика сидел извозчик Макар (бывший камергер), слева от Лизы три гимназистки. Сзади кто-то усиленно и шумно икая, дышал в затылок сивухой.
Началось.
Выбежали два клоуна, прыгая и кувыркаясь через друг друга, спели куплеты с каким-то подозрительно-социалистическим уклоном, но заметив прищуренный взгляд полицмейстера, спешно ретировались. Потом выскочила дама с собачками. Потом «гуттаперчевый мальчик» (бородатый мужик в полосатом купальном костюме) отделывал кренделя волосатыми ногами на натянутом под куполом (метра два от пола) канате. Индийский факир тыкал дудкой в кобру. Кобра явно была не в восторге от подобного амикошонства, укусила его за нос. Индус заорал отборную брань на чистейшем русском языке (правда с кавказским акцентом) и скрылся, преследуемый коброй.
Но все, конечно же, ждали Летящего слона. И вот и он! На нём выехала (как её представили) мадмуазель Жози, сжимая шею животного толстыми ляжками и регулярно стукая его длинной палкой. Слон сделал поклон, припав на колени, протрубил. Когда он пошёл вдоль манежа, смешно вздымая лапы, публика была в восторге. Овации не смолкали. Тем временем, сделав круг, слон остановился как раз напротив Лизы и Колокольцева, повернулся задом. Все замерли. В тишине раздался детский голосок: «Папа, а он сейчас полетит?». Слон приподнял хвост. Мадмуазель Жози лупанула его палкой, слон издал из-под хвоста продолжительный трубный звук, но, как ни странно, к небесам не взмыл. У Лизы и гимназисток задрались подолы и слетели шляпки. Схватившись за пылающие щёки они бросились к выходу. Началась суматоха. Супруга городничего ахнула и упала в обморок. Люди зажимая носы стали покидать места. «Да уж. Знатно пёрнул», дал комментарий Макар, натягивая на голову картуз.
— А ну-ка, — кричал городничий, прикрывая лицо платком: — Взять этого сукина сына!
— Кого? Слона? – спросил полицмейстер.
Городничий выпучил на него глаза:
— Директора этого… этого… шапито, мать его за ногу!
Последнее, что видел Колокольцев это то, как два урядника выводили хозяина цирка, который упирался и пытался объяснить, что произошло чудовищное недоразумение. Что слон у них не летящий, а пердящий, что пьяный художник перепутал надпись на афише, что в Риме и Париже их принимали с восторгом и носили на руках.
Шагая в размышлениях домой, поручик Колокольцев увидел, как из питейного заведения Василькова старательно пытался выползти Емельян Тимофеевич, а Колокольцев всё думал: «Надо же. Насколько велик и могуч наш язык. Вот стоит перепутать слово, да что слово, букву, а как кардинально меняется смысл и, вследствие этого, происходящее. Ведь не даром в начале было Слово. А слово — это озвученная мысль». От этих раздумий разболелась голова. Он снял очки, протёр.
Из-за угла показался довольный Егор. Увидев Колокольцева, смутился.
— Ты где был? И почему в моём мундире?
— Так ить, Ваше Благородие… от прачки забрал, а он ещё не просох. Думаю: надену, пока до дому дойду – просохнет.
Поручик молча покивал. Потом двинул денщику в зубы и, заложив руки за спину, пошёл к себе на квартиру. Егор поскулил и поплёлся за ним.
— Эх, солдатик, шёл бы ты, пока злодей не явился, не будет тебе пощады.
— Да, — солдат огляделся по сторонам, погладил усы: — Пойду пожалуй. Ну, храни вас Бог.
Дед и бабка замерли. Их взгляд был устремлён за спину солдата. Солдат медленно обернулся, вздрогнул. Перед ним стоял великан. Как огромная гора он возвышался над окружающим миром и потирал невероятных размеров ладони:
— Вот те раз, вот те раз, пообедаю сейчас.
Он потянул свои руки к солдату.
— Отставить!
Теперь вздрогнул великан.
— Кто таков?
— Чего?
— Кто таков, говорю, докладывай!
— Великан.
— Так-с, — солдат деловито пошарился в ранце, достал бумагу:
— Ве-ли-кан, ага. Как звать по отцу?
— Э-э… Великанович.
— Великан Великанович. Ты то мне и нужен, братец.
— Ась?
— Мы его по всей Руси, понимаешь, ищем, — обратился солдат к деду с бабкой: — А он здесь обосновался. Да ещё и безобразничает!
— Я?
— Молчать! Смирно! В то время, как наша доблестная армия, за веру, царя и отечество проливает свою кровь, этот, — солдат ткнул пальцем в Великана: — с позволения сказать, субъект отсиживается в тамбовских лесах. Это что же получается? С северных морей чухонцы лезут, с южных турок, братья булгары стонут под игом Османским, а он облюбовал тут себе райский уголок! Деревни разоряет, стариков и детей жрёт (ишь, ряху-то наел), обозы купеческие грабит!
— Ну ты чаво, ты чаво…
— Ах ты ж дезертир, сукин сын, диверсант-вредитель! Саботажник! А не желаешь ли, голубчик, на вечную каторгу?
Экумена — часть земного шара, по своим климтическим особенностям, пригодная для заселения.
Отчет 213 Нуурт, биолог.
Заключение:
Планета пригодна для развития корма.
