(повящается Clärchen)
Я проверил чистоту нечищеных ботинок, наличие сопливого нового платка, свисающего из заднего кармана, как прилипший клочок использованной туалетной бумаги, взглянул на часы (ага, вроде не опаздываю, но и не слишком рано) выдохнул, переложил букетик одуванчиков в левую руку, правой нажал на дверной звонок. Интересно, какая она? Позвонил ещё раз. Минут через двадцать по ту сторону послышалось шарканье тапочек.
— Кто там? – вопросил хрипловатый баритон.
— Отправитель.
Пауза.
— Чё нада?
По голосу стало ясно, что его обладателя оторвали от какой-то важной и, возможно, необходимой процедуры. Что-то вроде сна или опохмела.
— В гости пришёл.
— Нахуя?
— Не нахуя, а на маффины.
Длинная пауза, прерывающаяся тяжёлым дыханием.
— А-а… щас. Щас-щас, Вы только не уходите, — послышалась торопливая возня: — Блядь…
Баритон явно не мог с чем-то справиться:
— Щас, щас, я тут…, — я различил звук лязгающего затвора и покатившихся по полу патронов для охотничьего ружья: — Одну минуточку.
Я приложил ухо к двери и понял, что с той стороны поочерёдно взвелись два курка. Пушка на крепости Петра и Павла палила сегодня в полдень тише.
Выбегая из подъезда, я обернулся. Из окна четвёртого этажа, наполовину высунувшись наружу, в меня тщательно целилась из ружья опухшая небритая морда, вероятно и принадлежавшая баритону. Я резко нырнул в арку соседнего двора справа. Этот манёвр меня и спас. Дробь ударила в железный гараж за моей спиной. Я бежал, что было сил.
— Маффины, падла, куда же ты?! А как же маффины??? – гулко неслось мне в след.
В соседнем дворе оказалось много народу. (Слава Богу, при таком скоплении баритон не станет в меня снова палить, да и преследовать тоже. Можно отдышаться.) Я огляделся. Достал платочек, протёр потное лицо. Похоже, что шло какое-то собрание или митинг. На капоте «Жигулей» стоял лысоватый человек с усами и бородкой и о чём-то громко говорил, показывая на меня рукой. Я прислушался.
— Товагищи! До коле мы будем тегпеть этого гнилого фогтифлёга в своих гядах? А не набить ли нам ему могду?
— И набъём!
— Ставлю на голосование. Кто «за», пгошу лечь…
Я не стал дожидаться результатов голосования, а сиганул между домами.
Пробежав ещё два двора и свернув в проулок, я тут же споткнулся о толстое бревно, валявшееся аккурат поперёк дороги и упал рядом с мужиком, который за ним лежал. Мужик был в дырявой тельняшке, трениках и тапочках. Облокотившись на бревно, как на диванную подушку, он докуривал папиросу, на коленях у него лежал ППШ. Мужик смерил меня прищуренным взглядом:
— Ты кто?
— Отправитель…
— Чего отправляешь?
— Маффины…, — пожал я плечами, не найдя ничего лучшего, что ответить.
— Понятно. А эти за тобой? – кивнул он назад.
Я выглянул за бревно. К нам довольно быстро, размахивая руками, приближалась толпа, которая, очевидно, закончила голосование единогласно.
— Похоже на то.
— Ладно, — мужик выкинул окурок и передёрнул затвор: — Дуй прямо, через сквер. Вылетишь как раз на Невский. В такси не садись, там до метро рядом.
Я прикрою.
Долго уговаривать меня не пришлось.
— Я был батальонный разведчик…, — мужик приложился к автомату: — А он писаришка штабной…
Раздался треск длинной автоматной очереди. Толпа преследователей рухнула разом, как подкошенная, но к моему удивлению тут же поднялась. Перелетая через бревно, навалилась на мужика. Когда я проник в сквер, уже доносились матерные звуки отчаянной рукопашной.
До метро я не добрался. Выбегая на Невский, я тут же наткнулся на полицейский патруль:
— Куда спешим, гражданин с одуванчиками? Вы в курсе вообще, что эти цветы занесены в Красную книгу? В скверу на клумбе сорвали?
— Я? Нет! Я на метро…
— Ну, садитесь. Подвезём.
— Понятно, — сказал капитан в опорном пункте, когда я рассказал ему свою удивительную историю: — Значит, прибыли в гости по приглашению, по интернет переписке.
— Я понимаю, история невероятная, но…
Но капитан меня уже не слушал:
— Ох, беда с этими МПшниками… Сержант, отвезёшь его в Пулково, посадишь на самолёт. И наручники сними, ей Богу, у нас тут не Чикаго и не Детройт.
— Есть. Пройдёмте, гражданин.
— Я был за Россию ответчик, — начал напевать капитан, ставя букетик одуванчиков в стакан на своём столе: — А он спал с чужою женой…
