Попы сидят в Думе, пидары на улицах, фашисты как у себя дома… Короче говоря, два дня в пустоту. У нас такого нет. У нас попы в храмах, фашисты в фашистляндии, пидоры… а я даже не знаю… но нету на глазах..
Но я люблю любой город, не завмисимо от его названия, а зависимо от его жителей.
Не ругайте меня, девочки, ну пьяный я. Мне завтра опять мир спасать...
Ну… мимо косы я не мог пройти мимо:
Это… всем танкистам! (уже без косы)
— Правда ли, что шахматист Петросян выиграл в лотерею автомобиль «Волга»?
— Правда, только не шахматист Петросян, а крайний нападающий «Арарата» Акопян, и не «Волгу», а три рубля, и не в лотерею, а в очко, и не выиграл, а проиграл.
Что это? Что случилось? Боже мой! Я не узнал сегодня дорогу. Дорога была жёлтая. Нет, она не была выложена из жёлтого кирпича, и уж конечно не вела в Изумрудный город. Дорога, по которой я ходил каждое утро из дома в контору и каждый вечер из конторы домой. Я пригляделся – одуванчики! Зацвели одуванчики. Город превратился за один день в солнечную цветочную поляну. Я присел на корточки и поводил рукой по распустившимся бутончикам. Я вспомнил, как в детстве мы с сестрёнкой собирали одуванчики. Мама делала из них замечательный мёд. Прозрачный, душистый, липкий, сладкий. Готовила салат из одуванчиков, и даже суп. Сестрёнка плела красивые жёлтые венки, напяливала на мою голову, называя меня принцем, а я обожал их нюхать. Тут же я вспомнил физиономию соседа по дому, который, таинственно улыбаясь и подмигивая, пригласил меня однажды к себе и угостил чаркой одуванчикового самогона. Очнулся я спустя сутки в своей квартире и обнаружил, взглянув в зеркало, что всё лицо, ладони и даже язык были покрыты едкими жёлтыми пятнами, проступающими сквозь кожу. Вспомнил тёмный взгляд девушки, которой я подарил букет из одуванчиков. Она не поняла. Такое, наверное, сложно понять.
Удивительный цветок. Если сорвать стебель, то из него течёт горькая белая кровь. И если прислушаться, слышен тонкий мучительный плач умирающего цветка.
Зацвели одуванчики. Значит половина весны прошла. Скоро лето.
Одуваем одуванчики.
Одуванчики, одуванчики,
любят девочки, любят мальчики...
— Дура! – кричал мистер Джуд: — Ну, что ты нарисовала, а?
— Это левины… ы-ы…, — начинала плакать Салли, она не любила, когда папа сердился.
Мистер Джуд потряхивал альбомным листом над головой:
— Не бывает никаких левинов! Не бывает!
— Бывает! Я видела!
— Нет у львов крыльев!
— У львов нет, а у левинов есть.
— Бестолочь! – мистер Джуд рвал рисунок дочки на мелкие клочки и брызгал слюной: — Это профанация, блажь, болезнь! Не существует левинов!
— Существуют. Есть львы и павлины и есть левины, у них крылья и они летают.
— Безмозглое, аморфное, узколобое создание! Вся в свою мать!
— Гилберт! – миссис Джуд вошла в кабинет: — Не смей кричать на ребёнка!
— Помяни чёрта в суе…
— Мама! Ы-ы-ы… Папа мне не верит. Ы-ы-ы…
— Твой папа идиот. Иди ко мне, малышка.
Гилберт Джуд пинком отворил дверь, дошёл до парка и уселся на скамейку.
— Вы позволите? – спросил он у сидевшего там мужчины в сером плаще и шляпе:
— Проклятье! Сигареты оставил…
— Прошу, — незнакомец протянул мистеру Джуду сигарету.
— Благодарю, — поблагодарил мистер Джуд, прикуривая от предложенной зажигалки: — Ведь всё для неё, всё для неё! Не хочу я, чтобы она росла кисейной барышней из романов Диккенса. Впереди её ждёт суровая и нелёгкая жизнь. Мир, в котором нет места фантазиям и сказкам. Мир, сотканный изо лжи, насилия и потребления. Она должна быть готова к этому, просто, чтобы не утонуть в обилии дерьма, окружающего её. А она…
— Ваша дочь?
— Да, моя Салли. А она рисует крылатых львов! Крылатых летающих львов!
— Левины?
— Да-да, Вы, я вижу, тоже знакомы с подобным декадансом. А ведь всё и начинается с этих крылатых львов, прекрасных принцев на белом коне, бреда о вечной любви и верности, добро побеждает зло. А в итоге обиды, разочарования, потеря смысла, суициды, наркомания, уход от реальности в выдуманный мир, разбитая жизнь. Не хочу я этого для своей дочери. Не хочу! Вышибать! Вышибать эту дурь из головы, пока поздно не стало!
— Который теперь, час, сэр?
— Ух, — фыркнул мистер Джуд, доставая из жилетного кармана часы: — Четверть девятого.
— Да. Вы правы. Фантазии дело опасное.
— Но львы с крыльями! Это уже переходит всякие границы! Надо будет показать её доктору Боргу. Может быть, ещё можно как-то повлиять…
— Хм, сегодня уже девятнадцать, — перебил его незнакомец.
— Что? – мистер Джуд повернулся к соседу по скамейке. Тот пристально вглядывался в темнеющее небо. Мистер Джуд поднял голову и посмотрел в направлении его взгляда. Сигарета выпала из раскрывшегося рта.
— Сегодня девятнадцать, — повторил мужчина, не отрывая взора от неба: — Видите? Сегодня два вожака в стае и трое замыкающих. Это редкость. На запад летят, к Ла-Маншу.
Мистер Джуд отчётливо видел летящую клином стаю львов. Нет, не львов. Львы не летают, это он знал наверняка. А эти летели, потому что у них были крылья.
— Это левины, — как будто прочитав его мысли, сказал незнакомец: — Последняя стая. В этой объединились два прайда.
Гилберт Джуд неподвижно сидел на скамейке с открытым ртом, провожая глазами удаляющихся в закат животных. Гомон поднял упавший окурок, затушил, бросил в урну.
— Счастливо оставаться, сэр, — приложил он руку к поле шляпы. Джуд не реагировал. Гомон улыбнулся и направился через парк к метро.
Телефон в кармане принял сообщение: «Бульвар Бомарше, 8.02.15».
Вызвала как-то одинокая дама из кооператива мальчиков по вызову. Приехали, пьют вино, беседуют на интеллектуальные темы. Ещё пузырёк достали, о политике дискутируют. Пора бы уже к делу переходить, а они всё беседуют и беседуют. Дама и говорит: «Давайте уже ближе к спальне что ли».
— А мы, мадам, не по этой части.
— То есть как это «не по этой части»?
— Ё-моё! Опять диспетчер заказ перепутала! Мы — пиздоболы-задушевники, а Вам нужны ёбари-надомники.
Меня женщины меняют, как перчатки,
Надругаются и спустят в унитаз.
Я доверчивый и слаб на шоколадки,
Покупаюсь, как ребёнок каждый раз.
Отматросят и отбросят, как портянку,
Разбивая мои грёзы и мечты.
Выжимают, словно половую тряпку,
Непригодную теперь для чистоты.
Но я гордо отряхнусь, как птица Феникс,
Книжку записную достаю,
Ставлю «нолик», «минус» или «крестик»,
Я потом, что непонятно объясню...
Мне улыбаются встречные женщины часто,
Хотя порой это бывает опасно.
Улыбки такие, как на взрослых картинках,
А я в неначищенных ботинках.
Меня приглашают в высшую свиту,
Там дамы и сэры, это льстит им.
Суют телефоны свои на обрывках,
А я в неначищенных ботинках.
Мне светит луна и ветер ласкает,
И кто-то под руку меня обнимает.
Жизнь обезьянья проходит в ужимках,
Зато я в неначищенных ботинках.
Детали и сплетни, секс, супермашины,
Конфеты, резина, женщины и мужчины,
Кредиты, финансы, брюнеты на блондинках,
И тут я в неначищенных ботинках.
