— Миссис Дэвис? — плохо пахнущий мужчина в помятом костюме стоял в дверях, протирая платком шею.
— Да, — попятилась недурно выглядящая для своих лет дама, презрительно оглядывая его ботинки.
— Офицер Коллинз, — мужчина протянул ей прямо к лицу жетон и икнул.
Нос миссис Дэвис невольно сморщился.
— И это Вы будете меня сопровождать?
— К моему сожалению, да.
— К Вашему сожалению?!
— Прошу, не кричите так, миссис. Вы приготовили, что Вам нужно? Прошу спуститься. Лимузин ждёт.

— Это что? — миссис Дэвис приподняла очки, разглядывая бежевое корыто на четырёх колёсах.
— Садитесь и поедем, — Коллинз почесал между ног, полез на водительское сиденье.
— Вы… Вы в состоянии вести?
— Мы не танцуем. Мы поедем.
— Я позвоню Вашему начальству!
— Сделайте одолжение и избавьте меня от….
— Аллё! Что? Ваш лучший офицер? Но… Но… Хорошо. Хорошо, — Дэвис злобно захлопнула «расклодушку», метнула молнии в Коллинза.
Тот противно улыбнулся.
Миссис Дэвис, фыркая, села рядом:
— Там у меня два чемодана остались. Потрудитесь...
— Ага, — Коллинз нажал на газ.
Понтиак заюлил и выкатил на сорок вторую.
Случайно сбив мусорный бак мистера Пичема, только вчера приехавшего с берегов Туманного Альбиона в поисках лучшей жизни.

https://www.youtube.com/watch?v=R3h6fax_LNM

Теплоход отходит. Я вижу, как она стоит на пирсе и машет мне на прощание рукой. Её дряблое предплечье трясётся в такт взмахам ладони, как крыло летучей мыши. И почему именно это я обречён принять и запечатлеть в наш последний день.
День расставания.
Она улыбается, или пытается это сделать.

https://www.youtube.com/watch?v=Oek4QC6jHgE

https://www.youtube.com/watch?v=55pnCqf8EzU

Где были кошки,
Там были люди,
Где были люди,
Там была смерть.

Где была смерть,
Там умирали люди,
Там умирали кошки,
Там умирала смерть.

— Ну, дорогой мой, Суриков, ну что это?, - главный редактор ежемесячника «Weekend»  протёр взмокший от изнеможения лоб: — Это же идиотизм. Ну, или во всяком случае подражание Клюеву. Зачем? Зачем? В наш намо..., — он заглянул в блокнот: — нано технологичний век, кому это понятно и интерестно? Нет Есениных, нет Маяковских.
— А кто? — спросил дрожащий Суриков: — Кто, мать Вашу, есть? Вы? Суки!?
— Пошёл вон! Миля!
Сурикова увела в смирительный дом подготовленная к его визиту в редакцию охрана, Миля отпаивала Бенедикта Игдовича контрабантным ромом из запасов её свёкра.
Всё.

https://www.youtube.com/watch?v=hUfh-_SUJf0

https://www.youtube.com/watch?v=kZ1N6z53b3U

— Еду, еду, еду, еду я… Реки, степи, горы и… поля… Это ещё что такое?
Пётр затормозил. На обочине стоял лохматый мужик в кепке и размахивал руками.
— Ты чё? — спросил Пётр.
— Видите ли, тут такое дело…
— Штука.
— Что? — мужик наклонился к окну.
— Штука.
— Какая штука?
— Тысяча рублей, говорю, и поехали.
— Куда?
— Ну, куда тебе? Туда и штука.
— Я иду на День рождения к своему дяде Бильбо.
Пётр помолчал, глядя в тёмные глаза мужика, кивнул:
— Понятно. Не по пути.
Машина рванула вперёд, оставляя в клубах пыли неуклюжую фигуру.
— Долбоёб, — Пётр, достал папиросу: — Видел я вчера в твоих глазах шар воздушный, глобус… в небесах…

https://www.youtube.com/watch?v=QaospcegYMM

Как-то всё это странно.
Очередной парадокс.
Я всегда полагал, что с возрастом люди становятся умнее, не знаю, опытнее что ли, рассудительнее, мудрее, если угодно. Расстаются с детской глупой наивностью, прогрессируя в процессе освоения мироздания, приобретают практические навыки, сублимируя пройденные разочарования, неудачи и победы. Но на лицо полнейшая деградация. Эволюция наоборот. Ещё немного и этот, с позволения сказать, человек настолько уверует в свою непогрешимость, правильность и истину истекающего из него безапелляционного бреда, что полное непонимание своего идиотизма приведёт к абсолютнейшей дегенерации.
Ну, нравится ему лизать пёзды. Его дело. Тем более, что каждая вылизанная пизда возвышает его, как ему кажется, над согражданами на более высшую ступень, даёт сладкое ощущение собственной важности и исключительности.
Но человек, одурманенный воображаемой значимостью, запутавший сам себя в паутине абсурда и уже не могущий существовать без придуманного признания, обречён на вымирание. Ведь пёзды двигаются дальше, и никогда не отклоняются от своей траектории, и для них это всего лишь попутно отработанный материал, малоприятный эпизод, способствующий скоротать кусочек драгоценного времени, которого у всех остаётся с каждой секундой всё меньше.
Антигравитация.

                                                             

Послушайте!
Ведь, если пёзды лижут —
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — кто-то хочет, чтобы они были?
Значит — кто-то называет эти плевочки жемчужиной?

недавно я видел юного джентльмена в тренировочных штанах фирмы «Абибас», которые были скрупулёзно заправлены в белые носки .
А вы говорите…

— Арнольд? Вы?
— Катерина Фёдоровна, я.
— Что это с Вами? Вы весь мокрый. На улице дождь?
— Нет. Извините, вспотел-с.
— Фу!
— Это от волнения. Катерина Фёдоровна, я не в силах более выносить ту муку, которой Вы с неизменной систематичностью подвергаете меня. Моё несчастное сердце…
— Цветы! Это мне?
— Что? Какие цветы? Ах, эти… Да, разумеется, прошу.
— Какие чудные орхидеи!
— Это гвоздики. Но я пришёл к Вам с единственно одной целью…
— Я посажу их в горшочек и поставлю на окно возле кровати. Там много света и солнца. Орхидеи ведь любят солнце, правда? И у меня будет свой орхидеевый сад! Как у Диккенса! Вы душка, Арнольд.
— Да-да. Я давно собирался Вам сказать, вернее спросить, но, но всё не решался. Ваши щипки, намёки, взгляды, моё несчастное сердце…
— Вам плохо?
— Нет-нет! Моё несчастное сердце…
— Пойду поставлю их в вазу.
— Умоляю! Ответьте же мне, наконец! Вы будете моей?
— Что за глупости!
— А!
— Сумасшедший дом. Что Вы разлеглись? Ковёр испачкаете, и не приведи господь папенька или братец зайдут. В какое положение Вы меня ставите, бессовестный Вы человек. Вставайте, а то мои орхидеи завянут.
— Гвоздики это, дура! Гвоздики!
— Ай!
— А ну стоять!
— Ай-ай!
— Вы разрываете мне сердце! Катерина Фёдоровна!
— Ах!
— Ох….
— Ух, ну что же это? Эй. Арнольд. Вы живы?
— М-м-м…
— Ну, вот, теперь из-за Вас горшочек разбился. Дарья! Дарья!
— Звали, барышня?
— Да, тут Арнольду Модестовичу вдруг дурно стало, ты проводи его на воздух. И прибери черепки и землю, о то на ковре пятна останутся.
— Хорошо.
— А я пойду, пока орхидеи в вазу поставлю.
— М-м… гвоздики…
— Уф, тяжёлый какой… Верно, одно слово, что Модестович…

https://www.youtube.com/watch?v=jsQoOJ9910E

Карк остановился и сделал знак остановиться сыну. Потянул носом, поморщился. Затем они сошли с тропы и крадучись пробирались сквозь мелкие заросли. Вскоре послышался невнятный шум. Маленький Рит навострил уши.
— Что это?
— Тс-с, — Карк приложил палец ко рту: — Идём.
Они поднялись на холм и залегли. Их взору открылась поляна. Это с неё доносились звуки.
— Смотри, — шепнул Карк Риту.
Малыш вжался в траву и с ужасом посмотрел вниз.
В центре вытоптанной лужайки горел костёр. Недалеко от костра стояла оранжевого цвета палатка. Из палатки гремела музыка, такая, от которой сжимались все внутренности. Около огня прыгали и кривлялись уродливые существа. Несколько чудовищ валялись без движения, остальные плясали и орали, тыкали друг друга своими лапами, разбрасывали вокруг непонятные предметы. Запах жареного мяса сильно ударил в нос и Рита стошнило.
Отец похлопал его по спине:
— Смотри. Ты так часто спрашивал меня, кто они. Смотри. Это — люди.
Рит заставил себя раскрыть глаза. Один из уродов подхватил другого урода, они завизжали и закружились. И у Рита закружилась голова.
— Ничего, ничего. Пошли. Возвратимся сюда завтра. Крупная стая. Надо будет захватить мешков побольше. Пошли.

На следующий вечер они вернулись на поляну. Людей уже не было. Рит с интересом и брезгливостью разглядывал блестящие мятые банки, куски пёстрого картона, пакетики и бутылки из прозрачного мягкого материала с чудными надписями, подбирал битое стекло, разноцветные кругляшки, маленькие жёлтые жёваные палочки, дурно пахнущие палёной травой, разглядывал, подбирал и складывал в мешок.
— Ну, вот, — довольно огляделся Карк, завязывая последний мешок, кивнул Риту:
— Славно поработали, сынок. С почином тебя. Осталось теперь всё закопать у болота и порядок.
— А зачем они это? — не удержался Рит.
Карк пожал плечами, помолчал, вздохнул:
— Люди.
И два тролля, отец и сын, понесли свою ношу навстречу грустной Луне, в сторону гнилого болота.

Стоим мы как-то с Лёхой на тротуаре. Да не, ты его не знаешь. Умер Лёха, убили. Не на войне, не на дуэли, так, походя, по пьяни. Значит, стоим мы как-то с Лёхой на тротуаре, курим, созерцаем, а по той стороне улицы проходит цыпа. Ну, реальная такая цыпа. Губастенькая, жопастенькая, ножками длинными цок-цок, высокая, завитки в такт цок-цоку кокетничают.
— Эх, — вздыхает Лёха: — Ебёт же кто-то таких…
— Хм, — удивляюсь я: — Вот таких-то и ебут. А вот таких кто-то же ебёт, — киваю я на антицыпу, которая шлёпает навстречу цыпе.
Круглая, косолапая, бока в такт шлёпам подпрыгивают, брови бульдожьи дёргаются, глазки свиные в кучу, для полной гармонии не хватает только бородавки на носу, и усов. А нет, есть. Есть бородавка.
— Да, — соглашается Лёха задумчиво: — На всякий горшок найдётся своя…
— Крышка?
— Жопа.
Что? К чему это я? Так.
Вспомнилось.