« — Земля, я Скунс! Земля, я Скунс!
— Я Земля, спокойно, Скунс! Доложите обстановку.
— Приборы отказали! Иду в штопор! Земля! Земля!
— Возьмите себя в руки, Скунс.
— Земля, что мне делать? Что делать? Мама! Мамочка! А-а!
— Скунс! Скунс! Лейтенант Пиркс!
— Я!
— Слушай меня внимательно. Расстегни комбинезон.
— Да.
— Расстегнул?
— Так точно.
— Разогни указательный палец на правой руке.
— Есть.
— Теперь медленно засунь палец себе в задницу и досчитай до десяти.
— Земля, я…
— Выполнять!
— Есть! Один. Два. Три.»
Полковник Хендерсон выключил запись, обменялся взглядами с членами комиссии и вопросительно посмотрел на сидевшего напротив капитана Смайлета:
— Хотелось бы услышать объяснения приказу, который Вы, капитан, дали лейтенанту Пирксу.
— Да, очень бы хотелось, — кивнула, постукивая ручкой по бумаге, находившаяся справа от Хендерсона штатный психолог базы майор Рипли.
Капитан поёрзал на стуле:
— Оказавшись во внештатной ситуации, пилот поддался панике, сэр. Это могло привести к катастрофическим последствиям: — уверенно отвечал он, глядя только на полковника: — Моя команда дала тридцать секунд, которые позволили центру перейти в режим управления шатлом с земли.
— Хм, — Хендерсон почесал квадратный подбородок.
Рипли ухмыльнулась и что-то пометила в своей папке.
— А в чём собственно дело, джентльмены? – откинулся в кресле, молчавший до этого полковник Честер, заместитель Хендерсона и его старинный боевой товарищ: — Корабль цел. Пилот здравствует. Ну, пройдёт месячную реабилитацию, будет переведён в учебный центр, в наземную службу, не так ли, майор? М?
— Безусловно, — подтвердила Рипли.
— Капитану Смайлету предлагаю объявить благодарность и предоставить внеочередной недельный отпуск.
— А? – открыл было рот Хендерсон.
— А состоявшийся прецедент внести в инструкцию по внештатным ситуациям. Как Вы считаете, полковник?
— М-м, — Хендерсон поднял брови и одобрительно моргнул.
— Вы не возражаете, майор?
Рипли захлопнула папку, смерив недобрым прищуром капитана Смайлета:
— Нет, сэр.
— Вот и славно. Сэм, — Честер толкнул Хендерсона локтем в бок, постукивая по наручным часам.
— А, да-да. Заседание комиссии считаю законченным.

Смайлет вышел на улицу, достал сигарету. К нему подошёл понурый Пиркс, поднёс зажигалку.
— Куда меня теперь, сэр? – спросил не поднимая глаз лейтенант.
Смайлет выпустил облако дыма:
— Тут недалеко офицерский клуб. Пойдём-ка и хорошенько нажрёмся для начала. Я проставляюсь, — он похлопал Пиркса по плечу и мужчины побрели в наступающий вечер.
Майор Рипли, наблюдавшая за ними из окна третьего этажа, открыла папку, что-то записала в неё, затем  с необычайной нежностью застегнула, прижав к груди. Поправила растрепавшиеся кудряшки и строевым шагом направилась к лифту.

https://www.youtube.com/watch?v=5-JCdXOwj3s

Вот и заканчивается ещё один поганый год.
Давайте оставим в нём, в этом ненасытном бесовском эгрегоре, весь негатив, обиды и слёзы, болезни и печали, и унесём в объятиях в 2023-й всё хорошее. 

https://www.youtube.com/watch?v=AwSQzR0U_X0

P.S. 
комментарии пропали? ай-ай-ай… какой сюрприз, а? кто б мог подумать...)

С пока ещё наступающим Новым годом!

(некоторых особенно)

— Итак, «сука, блядь, проститутка, пидарасы, лесбиянки». Написали? Пишем. И сразу оглашаю, что за каждое правильно написанное слово – один балл. Не отвлекаемся и не списываем! Так, всё, сдаём работы. Сдаём, сдаём. Посмотрим. Ага, м-м, хм-м, так-так… Лёша, дописал ещё восемнадцать аналогичных слов, плюс один балл за изобретательность, итого четыре. Света, умница, идёшь на медаль. Только почему после каждого слова восклицательный знак? А-а, выражение экспрессивной эмоциональности? Понятно. Твёрдая пятёрка. Да, и убедительная просьба, не приноси больше своего хомяка в класс. Хорошо? Даша, тройка, и это не имена собственные и пишутся они с маленькой буквы. Галя, почему ничего не написала? Ты не знаешь таких слов? А, ты же пропустила последнее занятие… Ничего, пока ставлю точку, на факультативе мы пройдём с тобой этот материал. Лена, четыре, неплохо.  Таня, твёрдый знак здесь не ставится, четыре. Соня! Ну, что с тобой делать? Соня умудрилась и в слове «сука» сделать семь орфографических ошибок! Ставлю тебе ноль. К следующему уроку выучишь наизусть поэму Николая Алексеевича Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». И сделаешь нам прозаический обзор с использованием этих существительных. Ну, а остальные – единица. Всё. Всем спасибо. Все свободны.

Волк бежал из последних сил. Лапы вязли в снегу по самую грудь, а за спиной хлопали выстрелы, лаяли разъярённые псы и повсюду, везде-везде эти красные колеблющиеся пятна, с детства внушающие ужас. Он задыхался. Пули ложились всё ближе и ближе. Уже явственно чуялось пенное зловоние из пасти настигающего волкодава. Всё. Теперь точно всё…
Внезапно снег под лапами расступился и Волк провалился в пустоту. «Как глупо. Бессмысленно и беспощадно», подумал он, опускаясь в тёмную бездну запределья.
Когда Волк раскрыл глаза, перед ним предстала удивительная мизансцена. Уютная тёплая берлога. Стол. На столе дымящийся самовар. За столом звери, с недоумением смотревшие на Волка. Медведь что-то медленно и незаметно спрятал себе под зад. Заяц закрыл глаза и, высунув язык, театрально захрапел, притворившись спящим. Лиса застыла с чашкой у рта, а около большого патефона в кресле-качалке, укрывшись пледом, с блюдцем в своих корявых лапках, мерно раскачивалась Черепаха.
— А, — находясь в полном замешательстве спросил Волк: — А что это вы тут делаете?
— Мы? – после секундной задержки ответила Лиса: — Музыку слушаем, — и тут же стукнула по патефону, который мгновенно заиграл «У самовара».
— Ага, — понимающе кивнул Волк, пятясь назад.
— Кончай его, ребята! – вскочил Заяц размахивая ножом.
Медведь схватил табуретку, Черепаха злобно оскалилась, вынимая из-под кресла, и любовно поглаживая, инкрустированный блестящий топорик.
— Только тихо. Без шума, — Лиса отхлебнула из чашки: — Охота рядом.
— Навались!!!
— А! – А!
— Вольдемар. Вольдемар! Вольдемар!!!
— А?! – дёрнулся проснувшийся Волк.
— Ну, и здоров же ты дрыхнуть, — Лиса ущипнула его за бок: — Мы идём или не идём?
Волк в страхе отпрянул:
— Куда?
— Куда-куда… На ферму.
— Не… Не-не-не-не… не сегодня.
— Да ты не заболел ли? Вид у тебя какой-то…
— Не-не-не-не… Что-то предчувствия у меня… нехорошие.
— Хм, как знаешь, — пожала плечами Лиса и убежала в ночь.
А Волку вдруг так захотелось повыть на луну и хотя бы раз в жизни отведать горячего чаю с баранками.

https://www.youtube.com/watch?v=OibScKV1lJo

В каждом человеке можно найти что-то хорошее,
если его обыскать...

Не самый оптимистичный диагноз получил я, но зато сегодня утром я впервые спел песни Джима Моррисона в его тональности) Без негатива нет позитива)
Всех с наступающим.

 

— Есть мнение, понимаете, что среди присутствующих здесь джентльменов, понимаете, присутствует, понимаете ли, как бы вовсе и не джентльмен, а как бы совсем, понимаете, наоборот.
— Что за бред, профессор, выражайтесь яснее! — майор Шнапс начинал терять терпение.
— То есть в физиологоическом плане, так сказать, вовсе не мужчина, понимаете, и уже не мальчик, а даже вполне возможно, извините, уже и не совсем девочка...
Говоря это, профессор Марвел совершал марш по залу туда и обратно, при этом выделывая всевозможные коленца и крутя указательным пальцем в воздухе.
Доктор Зингер взорвался:
— Ну, объяснитесь же, наконец!
— В общем, джентльмены, извините, среди нас, понимаете, присутствует, пардон, женщи.., то есть дама, вот.
Первым отреагировал барон Фогель. Он подскачил к Марвелу и схватил его за фалды фрака, задрав их ему до ушей. Послышался резкий звук разрываемой ткани:
— Вы с ума сошли!!!
— Успокойтесь, барон, — сказал обермейстер Крамер, пользующийся, почему-то, непререкаемым авторитетом в этом обществе.
Затем он, не вствая с кресла и не выпуская сигары, обратился к Марвелу:
— С чего Вы, собственно, это взяли?
— Из анонимного письма, которое я обнаружил сегодня под своей подушкой… — понижая голос до шёпота сказал Марвел: — У меня нет оснований не доверять ему.
— Чушь!
— Предъявите письмо, профессор. Оно при Вас?
— Конечно!
— Так, — Крамер надел пенсне: — «Среди вас находится женщина.» Любопытно… Действительно. Я думаю этому письму можно верить.
Профессор Марвел победоносно задрал свою козлиную бороду вверх.
Все присутствующие посмотрели на Борвинека, поскольку он обладал, по общему суждению, самым писклявым голосом.
— Это поклёп! — запищал Борвинек, ловя на себе недружелюбные взгляды: — Джентльмены, даю слово!
— А нука, приятель… — Шнапс, Зингер и Фогель уже приближались к нему, закатывая рукава: — Поглядим...
— Господа! — обермейстер затушил сигару: — Обойдёмся без насилия, тем более, что среди нас дама. Решим дело, как мужчины. Прошу всех подойти к столу.
Все послушно собрались у круглого стола покрытого зелёным сукном.
— Теперь мы одновременно расстегнём наши штаны и покладём их содержимое на стол. Тот, кто не сможет это сделать и будет являться особой, чьё присутствие недопустимо в этом доме. Иного выхода я не вижу.
Удивлённые взгляды долго созерцали друг друга, пока Шнапс не заорал:
— Гениально! Прошу, господа!
— Да! — поддержал Фогель. Его рука поползла к ширинке.
— Ну, что ж… Разумно… — доктор Зингер начал расстёгивать брюки.
— Вот он, момент истины! — пропищал Борвинек.

Десять минут шестеро мужчин в полной тишине стояли со спущенными штанами вокруг стола демонстрируя свои первичные половые признаки, пока обермейстер Крамер не закурил новую сигару и не произнёс:
— Подобного позора я не испытывал в своей жизни никогда, джентльмены.
— Ах ты, сука! — Фогель бросился на Марвела, но запутался в штанинах и брякнулся на пол.
Марвел кинулся к двери, но тоже упал. Тут же на него навалились Зингер, Шнапс и Борвинек.
— А! — А! — А!
— Я из тебя сделаю даму, падла!
— Записка?! Сожри её!!!

Пока профессора скручивали и выкидывали в окно, Крамер застегнул штаны, уселся в кресло и довольно щурясь выпустил два колечка голубого табачного дыма из под пышных усов.

12.07.2013

Весенним днём, около четырёх часов пополудни я прогуливался по улице Пастера, на которой наши местные мастера кисти, непризнанные Ван Гоги и Маттисы  выставляли напоказ и продажу свои нетленные творения, в надежде приглядеть что-нибудь в подарок своей благоверной, с которой был в ссоре по пустячной причине, и рассчитывая вновь вызвать её благосклонность, поскольку она имела слабость к подобного рода «милым безделушкам», которые в обильном количестве украшали её апартаменты. Я разглядывал портреты и пейзажи, яркие, но мёртвые натюрморты, какую-то мазню с претензией на фольклор, но ничего подходящего не увидел. Пока мне на глаза не попался седой бородатый тип в классическом синем берете, рядом с которым стояла картина: совершенно чистый белый лист облачённый в резную деревянную рамку. Я подошёл.
— Это что? «Белый квадрат»?
Абсолютно инертный художник достал сигарету и, не глядя в мою сторону, ответил:
— Нет.
— Как же называется это полотно?
— «О чём молчит женщина».
— О-о, и о чём же она молчит?
— А Вы поглядите и увидите.
Довольно долго я пялился на белый квадратный лист в деревянной рамке. «А что?» — подумал я, — «Пожалуй, это самый подходящий презент  моей милой крале».
— Сколько это стоит?
Бородач поглядел на меня недоверчивым прищуром.
— Заверните и перевяжите розовой ленточкой.
Торговались мы не долго. Бородач получил купюру и с неожиданной резвостью скрылся в направлении ближайшей рюмочной, я получил свёрток и отправился к своему капризному ангелочку.
После третьего звонка и идиотского вопроса: «Кто там?» белокурая нимфа открыла мне дверь.
— Чего надо?
— У меня для тебя подарок, милая.
Она опустила томный взгляд на свёрток. Глаза её заблестели.
«Ага…».
— Что это?
— А ты разверни и твоему взору откроется произведение искусства под чувственным названием: «О чём молчит женщина».
— Хм, — она улыбнулась, медленно сняла ленту и упаковку с картины.
Посмотрела. Затем посмотрела на меня и ещё больше улыбнулась.
(вот оно! сработало! я всё-таки гений!)
Затем… Затем она с размаху заехала мне этой картиной по голове и захлопнула дверь.
Как персонаж киношного водевиля с резной деревянной рамкой на шее я вышел на улицу. Часы в жилетном кармане проиграли четыре такта «Венгерской рапсодии», что свидетельствовало о том, что сейчас восемнадцать ноль ноль по среднеевропейскому времени. Вечер пообещал быть грустным, но зато теперь я знаю
о чём молчит женщина.

Отчего, отчего, отчего мне так светло?
От того, что ты мне просто улыбнулась.

— Мама.
— А?
— Ты скучаешь по папе?
— М-м… Ну, иногда.
— Ты его ненавидишь?
— Нет. Совсем нет. Теперь уже нет. Твой папа хороший человек. И… и без него не было бы тебя. Просто иногда так получается, что люди понимают, что не могут быть вместе и… понимаешь… то, что их связывало…
— Можно я мультики включу?
— Что?
— «Губка Боб квадратные штаны».
— Да. Да. Включай…
— Кто проживает на дне океана? Жёлтая губка, малыш без изъяна? Кто побеждает всегда и везде? Кто так же ловок, как рыба в воде?
— Спанч Боб сквеа пентс…

Я проверил чистоту нечищеных ботинок, наличие сопливого нового платка, свисающего из заднего кармана, как прилипший клочок использованной туалетной бумаги, взглянул на часы (ага, вроде не опаздываю, но и не слишком рано) выдохнул, переложил букетик одуванчиков в левую руку, правой нажал на дверной звонок. Интересно, какая она? Позвонил ещё раз. Минут через двадцать по ту сторону послышалось шарканье тапочек.
— Кто там? – вопросил хрипловатый баритон.
— Отправитель.
Пауза.
— Чё нада?
По голосу стало ясно, что его обладателя оторвали от какой-то важной и, возможно, необходимой процедуры. Что-то вроде сна или опохмела. 
— В гости пришёл.
— Нахуя?
— Не нахуя, а на маффины.
Длинная пауза, прерывающаяся тяжёлым дыханием.
— А-а… щас. Щас-щас, Вы только не уходите, — послышалась торопливая возня: — Блядь…
Баритон явно не мог с чем-то справиться:
— Щас, щас, я тут…, — я различил звук лязгающего затвора и покатившихся по полу патронов для охотничьего ружья: — Одну минуточку.
Я приложил ухо к двери и понял, что с той стороны поочерёдно взвелись два курка. Пушка на крепости Петра и Павла палила сегодня в полдень тише.
Выбегая из подъезда, я обернулся. Из окна четвёртого этажа, наполовину высунувшись наружу, в меня тщательно целилась из ружья опухшая небритая морда, вероятно и принадлежавшая баритону. Я резко нырнул в арку соседнего двора справа. Этот манёвр меня и спас. Дробь ударила в железный гараж за моей спиной. Я бежал, что было сил.
— Маффины, падла, куда же ты?! А как же маффины??? – гулко неслось мне в след.

В соседнем дворе оказалось много народу. (Слава Богу, при таком скоплении баритон не станет в меня снова палить, да и преследовать тоже. Можно отдышаться.)  Я огляделся. Достал платочек, протёр потное лицо. Похоже, что шло какое-то собрание или митинг. На капоте «Жигулей» стоял лысоватый человек с усами и бородкой, в кепке, и о чём-то громко говорил, показывая на меня рукой. Я прислушался.
— Товагищи! До коле мы будем тегпеть этого гнилого фогтифлёга в своих гядах? А не набить ли нам ему могду?
— И набъём!
— Ставлю на голосование. Кто «за», пгошу лечь…
Я не стал дожидаться результатов голосования, а сиганул между домами.

Пробежав ещё два двора и свернув в проулок, я тут же споткнулся о толстое бревно, валявшееся аккурат поперёк  дороги и упал рядом с мужиком, который за ним лежал. Мужик был в дырявой тельняшке, трениках и тапочках. Облокотившись на бревно, как на диванную подушку, он докуривал папиросу, на коленях у него лежал ППШ. Мужик смерил меня прищуренным взглядом:
— Ты кто?
— Отправитель…
— Чего отправляешь?
— Маффины…, — пожал я плечами, не найдя ничего лучшего, что ответить.
— Понятно. А эти за тобой? – кивнул он назад.
Я выглянул за бревно. К нам довольно быстро, размахивая руками, приближалась толпа, которая, очевидно, закончила голосование единогласно.
— Похоже на то.
— Ладно, — мужик выкинул окурок и передёрнул затвор: — Дуй прямо, через сквер. Вылетишь как раз на Невский. В такси не садись, там до метро рядом. 
Я прикрою.
Долго уговаривать меня не пришлось.
— Я был батальонный разведчик…, — мужик приложился к автомату: — А он писаришка штабной…
Раздался треск длинной автоматной очереди. Толпа преследователей рухнула разом, как подкошенная, но к моему удивлению тут же поднялась. Перелетая через бревно, навалилась на мужика. Когда я проник в сквер, уже доносились матерные звуки отчаянной рукопашной.

До метро я не добрался. Выбегая на Невский, я тут же наткнулся на полицейский патруль:
— Куда спешим, гражданин с одуванчиками? Вы в курсе вообще, что эти цветы занесены в Красную книгу? В скверу на клумбе сорвали?
— Я? Нет! Я на метро…
— Ну, садитесь. Подвезём.

— Понятно, — сказал капитан в опорном пункте, когда я рассказал ему свою удивительную историю: — Значит, прибыли в гости по приглашению, по интернет переписке. 
— Я понимаю, история невероятная, но…
Но капитан меня уже не слушал:
— Ох, беда с этими МПшниками… Сержант, отвезёшь его в Пулково, посадишь на самолёт. И наручники сними, ей Богу, у нас тут не Чикаго и не Детройт.
— Есть. Пройдёмте, гражданин.
— Я был за Россию ответчик, — начал напевать капитан, ставя букетик одуванчиков в стакан на своём столе: — А он спал с чужою женой…