— «Чимпандзе, Гомодриль, Оралгутанио, Бабуян, Павианус, Мамакаки, Мартишка, Мандадрил, Гаврилла»… Ничего не понимаю… Это что?
— Список.
— Хм, иностранцы что-ли? По-нашему хоть понимают?
— Да как сказать…
— Ничего, научим. Ну и рожи. Где таких набрали…
— Так ведь в джунглях, прериях.
— Оно и видать. Ладно, давай по списку. Значится, Чимпанидзе первый, Гаврилов замыкающий! А с этого вот (как его...) Маму-каки глаз не сводить. Всё понятно?
— Угу.
— Действуй. А я на прямик, в серпентарий, там тоже каких-то гадов, говорят, привезли. Будем оформлять, а что делать? Ну, с богом. Эх, собачья работа...

— Чай? Кофе?
— Кофе.
— Не угадали, чай.

— Может чайку? Кофейку?
— Ы-ы! Что за люди! Вы в состоянии разговаривать нормальным, человеческим языком? Без этих тошнотворных уменьшительных-ласкательных глаголов?!
— Каких глаголов?
— Ы-ы!
БУМ!

— Чай? Кофе?
— Я на работе не пью!

Тук-тук.
— Желаете чаю или быть может кофе?
— Давай, родной, давай… И чай, и кофе, и горячий шоколад с финиками! Сука!!!

— Кхэ… Дамы не желают ли чай, кофе?
— Желают!!!
— Ой! Нет-нет… Нет! Не надо!…

— А? А-а… Да, голуба, сделайте одолжение, мне бы водочки холодненькой, стаканчик. Во льду. И что б непременно плавала клубничка, такая, знаете, не багровая, нет, а черезвычайно алая, сферическая, с крапинками, с зелёной салатовой попкой и твёрдым изогнутым коротким хвостиком, и…
— Чай, стало быть, не будете. Хорошего дня.
БУМ.
ТУ-ТУ!

https://www.youtube.com/watch?v=SSJdtNJ4-SU

— Ах! Ах! Ах! — истомно ахнула Ах.
— Ох! Ох! Ох! — отлепился от Ах уставший и довольный Ох.
— Ай-яй-яй! — покачал головой старый и глупый, некстати появившийся и застрявший в дверном проёме, дядюшка Ай-яй-яй.
— Ну и ну! — почесал пузо проснувшийся за стенкой сосед Ну и ну.
— Ля! Ля! Ля! — выглянул из ванной музыкальный Ля.
— Хоп! — опрокинул в себя стакан водки никогда не унывающий Хоп.
— Фу! Фу! Фу! — скривила прыщавый нос тётушка Фу.
— Как всегда, — печально вздохнул проходивший под окнами Как всегда, когда ему на голову опустились неразмерные трусиля в белый горошек, отмеченные в центре большим жёлтым пятном в форме Южной Америки.
https://www.youtube.com/watch?v=qJ5rvIF6_Gs

— Ну, прошу Вас, Анна Леопольдовна, всего одно прикосновение.
— Ах, оставьте, в самом деле!
— Вы можете осчастливить меня на всю оставшуюся жизнь. Только позвольте лизнуть Вашу попку.
— Ещё чего!
— Лишь один лизок в левую полужопицу!
— Возьмите себя в руки!
— В правую!
— Прекратите немедленно!
— Анна Леопольдовна…
— Знаю я вас, мужчин, сначала к попице лезете, потом к переднице… потом… Да встаньте же, наконец! Что же это такое!
— Умоляю!
— Я вся дрожу…
— Пощадите, ангел мой!
— Вы прям искуситель какой-то! Ну, что с Вами делать?! Разве возможно устоять перед таким натиском. Ну, извольте, Иван Арнольдович, извольте! Но только один лизок! Ах! Я падшая женщина! Вы погубили меня…
— Открой врата, блаженство… М-м-м-м… Ой, что это?!!

ЗАНАВЕС.

— А помнишь, как мы Великую армаду в Ла-Манше затопили?
— Да, было время… Хотя..., не такая уж и великая…
— Да ну! Я сам лично больше трёхсот корабликов насчитал! А этот, как его? Тьфу ты, ну ты… э-э… название у него такое… дурацкое...
— «Титаник» что ли?
— Точно! «Титаник»! Как это ты с айсбергом здорово придумал! Ловко вышло!
— Подумаешь… ерунда… детский сад...
— Ну, и скучный же ты, братец! А вот послушай лучше, что я сочинил при колеблещемся свете мерцающего полумесяца, кхэ-кхе:
я тучка, тучка, тучка,
я вовсе не медведь.
ах, как приятно тучку
под небом иметь!
— Фу, гадость какая. Одни тучки у тебя на уме. Хотя…, что-то напоминает… Только не вспомню что.
— О! Гляди! Папаня возвращается. Судя по волнам, баллов до одинадцати надрался, а то и на все двенадцать. Может свинтим, где потише, а то закинет нас куда-нибудь на Антарктиду и будем там сидеть, пургу гнать, пингвинов летать учить?
— Да. Тут ты, братишка, прав. Пойдём пожалуй. А то в Антарктиде нам ни «Титаников», ни армад, и уж тем более ни тучек не видать. Дунули в Австралию.
— Опять…
— А что? Мне кенгуру нравятся. Они добрые. Когда спят.

— Чтобы постичь суть, начать надо с истоков. Всё во Вселенной имеет сознание. Всё. Духовное и материальное, одушевлённое и неодушевлённое, существительное и сказуемое, и даже суффиксы с наречиями. Камушек на берегу озера, пластиковая бутылка, этикетка, обёртка от шоколадки. Всё. Понятно, к чему я? То же и кошелёк. Я не говорю, что он живой, но он создан из тех же атомов и молекул, что и всё во Вселенной. Закон поедания. Для того, чтобы существовать, необходимо питаться, подпитывать сабя энергией, восполнять затраченную. Каждая форма имеет своё индивидуальное содержание и в зависимости от содержания, эта форма нуждается в своём индивидуальном питании. Для каждого своя еда, проще говоря. Кошелёк ест деньги. Нет, не хранит. А именно ест. И кошелёк здорово служит тому хозяину, который его кормит и сбегает от того, кто морит его голодом. Никогда не допускай, чтобы твой кошелёк был пуст.Он начинает голодать, и тогда, как бы обильно ты не стал его кормить, деньги в нём долго держаться не будут. Но и перекармливать нельзя. Деньги так же имеют сознание и их энергия — они должны постоянно перемещаться в зацикленном денежном круговороте. Поэтому, слишком долгое состояние покоя лишает их энергии и они начинают стремиться к движению, а именно: попадают в другие руки. Пухлый кошелёк — верный признак скорой потери денег. Итак, усвой: не надо морить кошелёк голодом, но и перекармливать нельзя. Тут работает другой Закон, Закон меры. Достаточность. Необходимо соблюдать одно простое правило: кошелёк не должен быть пуст. Даже в самые тугие времена держи в кошельке хотя бы одну монетку. И, поверь мне, к этой монетке потянутся и остальные.
— Всё?
— Да.
— Где кошелёк?

https://www.youtube.com/watch?v=1EphStODVo0

— Так, похоже это здесь, — Зигфрид стоял у подножия огромной скалы. Теперь он начал восхождение.
— Жил отважный капитан… эть… он объездил много стран… главное не смотреть вниз. Главное не смотреть. Вниз. Зачем я это говорю? Теперь только и тянет, что посмотреть вниз. И не раз он бороздил… эть…, — из под его ноги выкатился камень и улетел в пустоту, но скалолаз успел зацепиться за выступ рядом: — Уф, океан… Ещё метров сто. Ерунда. Раз пятнадцать он тонул. Погибал э-э среди акул. Мать его так. Но ни разу даже глазом… не моргнул.
Из последних сил Зигфрид подтянулся и расплостался на каменной вершине.
— Чёрт бы побрал все эти кнопки… А это ещё что? А… то самое адское пламя.
Перед ним стеной плясали языки зелёного огня.
— Подумаешь…, — он отдышался, помочился на куртку, закрыл ей голову и с криком «БАНЗА-АЙ!» пробежал сквозь обжигающее палево: — Тьфу! Тоже мне — бином Ньютона. Ты что за чебурашка? Про тебя мне ничего не говорили. Ну, предсказатель, ну никому верить нельзя...
Дракон приближался, медленно переступая косолапыми короткими культяпками.
— Фас! — Зигфрид швырнул дымящуюся куртку в огонь, дракон, вильнув хвостом, кинулся за ней. Было слышно, как животное удивлённо рыкнуло, звизнуло со скалы и шмякнулось где-то далеко, на уровне моря.
— Ху-у, исчезающий вид, наверное, ну а что? Держали бы в зоопарке. Сам виноват. На чём мы остановились? Ага. Вот и пещера.
В глубине пещеры на хрустальном стуле сидела девушка и играла на арфе.
— А! Зигфрид?
— Э-э, Брунгильда?

Зигфрид лежал на спине, на его груди мурлыкала Брунгильда.
— Почему ты так печален, друг мой?
— Да вот всё думаю. На гору я залез. Сквозь адское пламя прошёл. Ящерицу победил…
— Ты мой герой.
— Так-то оно так. Только один вопрос не даёт мне покоя.
— Какой же?
— Как мы отсюда спускаться будем?
— А зачем? Разве здесь плохо? Тепло, райский сад на другой стороне скалы, прозрачный водопад. Мы счастливо проживём всю свою жизнь. Вместе.
— Да-да…
— Я сыграю тебе на арфе и твою тоску как рукой снимет.
— Минуточку, — Зигфрид поднялся, разломал инструмент вдребезги, ожесточённо разорвал струны, затем лёг на место: — Ладно. Давай спать. Утром что-нибудь придумаем. Утро вечера мудренее. А ты правда та самая прекрасная Брунгильда?
Звонкая пощёчина эхом разнеслась по пещере.
Зигфрид повернулся на бок:
— Спокойной ночи.
— И тебе. Милый…

— Как Вы пишете свои книги, мистер Леннон?
— Я записываю всякую всячину на клочках бумаги и рассовываю по карманам. Когда они наполняются, книга готова.

Среди многих скучаев в моей заливной книжке примечательна запись о даже дливом дне, что стоял в городке Гастроно графства Вшир в конце Кошмарта одна тысяча восемьсот девяносто второго года. Мы сид ели за обедом, как вдруг Шерлок Хамс получает телемаму. Он смолчал, но я заметил, что брови его нахмырились, лицо поселезнело. Сглотив кекст, он оборотился ко мне, хитро дядя прищученными глазами.
«Комплементарно, Ваксон, — резко икнул он. — Угадайте-ка, кто сбежал из замоключения?»
Я принялся вспоминать всех предстатников, недавно сбежавших или сбежавших из-за решки.
«Эрик Морли?» — Он помысал головой.
«Оксо Витни?» — пред лажил я. Никаких реакция.
«Риго Харгрейвх?»
«Нет, Навигатсон, не угадалее! Оксо Витни, вот кто!» — крикнул он мне на другую сторону улицы, хотя я был на этой.
«Хамс, как Вы догадались?» — подражённо шепнул я.
«Алиментарно, Позватсон!»
В этот фермент в тверь постучал высокий, странно худой, высокий странный человек.
«Ухватсон. Это он!»
«Хамс, ради дога объясните, откуда Вы знаете», — ухнул я, падая со стула в кресло.
«Ориентально, Кваксон», — брыкнул Хамс, выстукивая трупку о костыль. И тут в комнату ввалился — кто бы Вы думали? — Оксо Витни собственной перцовой.
Хамс попал в дочку.

www.kulichki.com/corbin/music/beatles/lennon/lennon.htm

— Великий. Великий не значит Вели-икий, а значит большой. Да, велика Россия, а отступать некуда — позади Японь. Хм, вот Пётр Первый Великий, тут не поспоришь, большой, два метра четыре сантиметра, голова, как арбуз. Екатерина Великая — современники описывали, сбивала быка кулаком в лоб. Утро начиналось в два часа дня с графина водки, затем порка фрейлин и гвардейских офицеров, битьё просуды о головы придворных, скачки с препятствиями на загривках этих самых придворных, гром-баба, а ничего великого она и не совершала, всё делали её фавориты: Потёмкин, Орлов, Воронин, Светляков, Кугельман, Бонч-Бруевич, Михельсон, Рокосовский, да мало ли… А куда деваться? Так-то.
— Вы это серьёзно?
— Ну, вот же! Вчерашний семинар профессора Щукина. Чёрным по белому, журнал «Куст познания», «невероятное открытие профессора Щукина, невеликие великаны и закладки из папаратников»! В общем я Вам так скажу: дурят нашего брата, ох и дурят. С колыбели, можно сказать, охмуряют антинаучными знаниями. И если бы не такие энтузиасты, как Щукин, мы бы до сих пор жили в лесу, молились колесу и неслись за солнцем вслед. Куда же Вы, уважаемый, куда же Вы? Конечно, Щукин ему не по нраву, а если б какой-нибудь Эдельман, то да… Вот долколе? Доколе, я вас спрашиваю, а?
— Вы меня?
— Тебя… мелочь пузатая… звонок для кого был? Бегом в класс! Расшнынялись… Пигмеи. Хоббиты пучеглазые.
— Аркадий Анатольевич!
— Да-да-да. Бегу.

https://www.youtube.com/watch?v=f10KhGUNIXY