Издали, почему-то, виделось, что это чудо-дракончик, но в близи это оказался лисёнок.

— И что это означает?
— Что означает… Ничего не означает. Просто лисёнок. Красиво же.
                                                                
                                                               Занавес.

https://www.youtube.com/watch?v=7uF9t-bPjMc

— Хватит сиськи мять. По коням!
Бурминстров нехотя оторвался от сисек и, на ходу засовывая ноги в валенки, выскочил за дверь.

А в это время, где-то в Северной Дакоте…

— Ну и погодка. Что тут?
— Убийство, шеф. Девчонке размозжили голову. Всмятку.
— Изнасилование?
— Не. Не похоже. Одежда не тронута. Хотя странно.
— Деньги?
— На ограбление тоже не тянет. Сумочка, кошелёк, телефон, часы, цепочка с камешком. Всё при ней.
— Похоже, что-то личное.
— Похоже. Видно сильно достала кого-то своей болтовнёй. Вот, нашли у неё водительские права.
— Анна Бэйль. Девятнадцать лет. Пенсильвания. Ага, пусть Пенсильвания ей и занимается.
— Может это и не Анна Бэйль. Лица-то нет.
— Разберёмся. Поехали в участок, пусть труповозы заканчивают. Ты что?
— Ух, ножки у неё классные...
— Ты больной ублюдок.
— А что такого?
— Поехали.

— Так.
Начало.
Панорама.
Медленный проход.
Общий план минут двадцать.
Телефонный звонок. Максимально громко. И максимально долго. Ещё минут двенадцать. Туалет. Ещё восемь минут звука льющийся мочи. С журчанием. Опять же максимально громко. Зритель не должен слышать, что говорит персонаж, но как он ссыт, слышать обязан. Кстати, гундёжные диалоги. Три бога кинодиалога: Гундение, Бубнение, Шептание. В тщетных попытках понять, о чём бубнят на экране, слуховой аппарат напрягается до изнеможения, а потом БАБАХ! (чтобы эти кинофилы подпрыгнули кверху сраками). Крик! Взрывы! Стрельба! Погоня! Бьющиеся автомобили! Рокот движка и стрекот вертолёта! Лопостями по мозгам! Система долби! Ещё минут тридцать.
Типажи.
Никаких там умников, суперменов, красоток, комиков, умирающих собачек и котов! Забудь! Прошлый век! Значит, запоминай: хитрый пидар, очаровашка негр, мужик-чмо и доминирующая манда с кривыми ногами, это важно. А лучше всё это вместе.
Что ещё…
Финальные титры минут на сорок под симфонический скрип. Ну? Вопросы?
— Э…
— Вопросов нет. Иди, снимай свою… фильму… Феллини, бл…

https://www.youtube.com/watch?v=UCrh0BvpbOM

— М, — Алексей отстранился от поцелуя, стыдливо прикрылся одеялом.
— Что опять? — спросила Наталья.
— Покинула меня моя мужская сила, — вздохнул Алексей.
— Это я вижу, — опустила и подняла глаза Наталья: — С чего бы вдруг?
— Сама же просила меня бороду сбрить — вот.
— Что вот?
— Вот результат. А я предупреждал — чревато!
— Так-так…
— Понимаешь, вся мужская сила в бороде, побрился — всё.
— Обессилел?
— Ну да. Теперь недели две, пока отрастёт. Но тебе ведь моя борода не нравится. Колючая, старит, не идёт.
— Значит, твоя мужская сила в бороде?
— Сама видишь.
— Значит, две недели?
— Не меньше.
— Бедненький.
— Что ж поделать…
— Ну, а в чём женская сила?
— Пф, ты мне скажи, ты же женщина.
— А женская сила в том, что я делаю вид, что верю в эту фигню, и что это не я тебя перестала интересовать, а волшебная борода твоя тебя сил лишила. Вернее её отсутствие.
— Как-как?
— Хочешь брейся, хочешь не брейся, мне всё равно, но имей ты ко мне хотя бы элементарное уважение, я уж не говорю о других чувствах, простое уважение!
— Наташа…
— Спокойной ночи!
— Два часа дня, вообще-то…
— Спокойного дня!
Наталья повернулась к Алексею спиной и накрыла голову подушкой.
Алексей провёл ладонью по непривычно гладкому подбородку, посмотрел на выглянувшие из-под задравшегося пеньюара прелести Натальи. Он ощутил знакомое возмущение внизу живота, погладил голенькие плечи жены.
— Всё-таки бывают исключения, но…
— Что? Сила вернулась?
— … но только подтверждающие правила…

Алексей лежал на спине, скрестив руки на затылке, сосредоточенно смотрел в потолок и вдруг сказал, обращаясь к чмокающей внизу супруге:
— Наташа, давай перестанем есть в спальне. Как надоели уже эти крошки, кожурки, фантики.
Чпок! Наталья отлепилась от члена мужа и удивлённо подняла голову над его животом:
— А у нас есть спальня?
— Конечно!
— Серьёзно?
— Вот, смотри: здесь, где мы спим — спальня.
— Так…
— Где стол и компьютер — это кибинет.
— Два, — начала загибать пальцы Наталья.
— Где телевизор стоит, напротив дивана — это зал.
— Лучше — домашний кинотеатр.
— И то и это.
— Три и четыре.
— Ну, кухня — это кухня. Она же столовая.
— Пять, шесть.
— Санузел у нас раздельный… Ванна и сортир...
— Спа и комната для релаксаций!
— Точно.
— А ещё коридор! — начала входить в раж Наталья. Она уже забралась на живот Алексею.
— Калидор?
— Стеллажи с книгами, до потолка. Это же библиотека!
— Пожалуй, — почесал макушку Алексей: — Библиотека, она же холл. Вестибюль, мон, вестибюль.
— Десять!
— А балкон?
— А балкон-н…, — задумалась раззадоренная Наталья, елозя на груди мужа: — Мансарда.
— И?
— И летняя веранда! Одиннадцать! Двенадцать! — Наталья впилась пальцами в оказавшуюся у неё между ног голову Алексея, приятности тёплой истомой начали расползаться по её телу: — Ах! Думала ли я, что буду жить в двенадцатикомнатной квартире?!
— Во дволце!.., — невнятно пробурчал Алексей из-под оседлавшей его лицо Натальи, отплёвывая курчавые волоски, попадающие на язык.

Ну, что же, вернёмся к мушкетёрам.
Вернее, к миледи Винтер, да-да, которая графиня де Ла Фер, она же леди Кларик, Анна де Бэйль, Шарлотта Баксон, баронесса Шеффилд.
Глубокоуважаемый вагоноуважатый, то есть Википедия, выдал справку, что «Три мушкетёра» экранизировали около 150-ти раз (даже доктор Гугл оказался не в силах сосчитать точное количество). Начиная с 1898-го года (почему-то немой фильм), вплоть до 2023-го (уже со звуком, но сильно потемневшим от времени д, Артаньяном). Надо понимать, что во всех около 150-ти картинах появлялась каким-то боком Миледи. Искать изображение всех нет ни сил, ни спасу, поэтому ограничусь тремя, руководствуясь субъективными симпатиями.
Итак, можно сказать мать-основательница Миледей в синематографе Нелли Кормон (Франция) в 1912-м:

Лишь раз взглянув на эту даму, хочется сразу ей подчиниться, всё рассказать, всех, кого она скажет зарезать и отравить, только бы не видеть её больше никогда! Однако, держу пари, на такие зачётные кудряшки повёлся бы не один д, Артаньян.

1961! Милен Демонжо (тоже Франция):

Эта кого хочешь очарует, зачарует, заговорит, заворожит, закружит, заплетёт, заебёт, сама же, не моргнув глазом, прикончит и фамилии не спросит. Расчленит, упакует и отправит малыми скоростями в разные части света.
Одно слово — краля)

Ну, и конечно Маргарита Терехова (Советский Союз), 1978:

Наша, русская миледи. За неё действительно переживаешь и сочувствуешь. Вот эта Винтер точно и у коня на скаку, и в горящей избе. Помните, как Николай Алексеевич, вдохновлённый  гармоничным персонажем Дюма-отца, написал:

Такого сердечного смеха,
И песни, и пляски такой
За деньги не купишь. «Утеха!»
Твердят мужики меж собой.

В игре её конный не словит,
В беде — не сробеет, — спасёт;
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдёт!

Красивые, ровные зубы,
Что крупные перлы, у ней,
Но строго румяные губы
Хранят их красу от людей —

Она улыбается редко…
Ей некогда лясы точить,
У ней не решится соседка
Ухвата, горшка попросить;

Не жалок ей нищий убогий —
Вольно ж без работы гулять!
Лежит на ней дельности строгой
И внутренней силы печать.

P.S.
Это была бледная белокурая женщина с длинными локонами, спускавшимися до
самых плеч, с голубыми томными глазами, с розовыми губками и белыми, словно алебастр, руками.

https://www.youtube.com/watch?v=WFs_kIPWkY4

— Ах! Как ты прекрасна, любовь моя, когда полы моешь.
— Ну, не мешай.
— Что это? Синдром Золушки напал на ночь глядя или гости ожидаются?
— Какие гости? Вот, давно не убирала, решила прибраться.
— И кто? Машка? Или Наташка?
— Ну… Машка…
— М-м…
— И Наташка…
— Так…
— Что так?
— Всё хорошо, всё хорошо. Лёлек и Болек. Мушкетёры снова вместе. Для комплектации не хватает только Портоса.
— Да. Катя тоже придёт. Ты куда? Ты же только вернулся.
— Погуляю. А то ещё утопите в унитазе.
— Вот вредина! И захвати мусор, пожалуйста.
— Есть. Е-есть в графском па-арке чёрный пру-уд…

Полупанов достал из внутреннего кармана чекушку:
— Мой папаша пил, как бочка. И погиб он от, — нежно поцеловал бутылочку: — от вина.
Кто-то потянул Полупанова за рукав. Он спрятал чекушку, покосился влево и вниз. Оттуда на него из-под вязанного берета смотрела круглая физиономия немолодой тётки в огромных очках, она улыбнулась и ещё раз дёрнула Полупанова за куртку:
— Привет.
— О! Привет, — прищурился Полупанов, стараясь разглядеть в черепашьей физиономии что-нибудь знакомое: — Вот ведь средь шумного бала случайно, так сказать, в тревоге мирской суеты....
— Да, суета, суета...
— Сколько лет-то прошло?
— А сколько зим!
— Ой, и не говори.
— А что это ты столько лекарства набрал? Ты болеешь? — сочувственно залепетала черепашка, заглядывая в пузатый пакет в руках Полупанова.
— А? Нет. Это коровам.
— А у меня Эдгар простудился, — слеза покатилась по пухлой щеке.
— Сын?
— Дочь.
— Ага, — Полупанов замялся: — Знаешь, я пойду. Там меня ждут.
— Коровы?
— И коровы. И козлы.
— Ну, увиделись и ладно.
— Ты ведь Ира, да?
— Нет.
— Нет?
— Нет. Я Вова.
— Угу, — задумался Полупанов, поглаживая внутренний карман: — Ну, пока, Вова…
Тебя я увидел, но тайна
твои покрывала черты…

P.S.

Средь шумного бала, случайно,
В тревоге мирской суеты,
Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты.

Лишь очи печально глядели,
А голос так дивно звучал,
Как звон отдалённой свирели,
Как моря играющий вал.

Мне стан твой понравился тонкий
И весь твой задумчивый вид,
А смех твой, и грустный и звонкий,
С тех пор в моём сердце звучит.

В часы одинокие ночи
Люблю я, усталый, прилечь —
Я вижу печальные очи,
Я слышу весёлую речь;

И грустно я так засыпаю,
И в грёзах неведомых сплю.
Люблю ли тебя — я не знаю,
Но кажется мне, что люблю!

Алексей Константинович Толстой, аптека г. Москвы, январь 1851 г.
                                                                                            

— Вот ситуация:
Идёшь по тротуару. Птички поют, трудящиеся на лимузинах шуршат, зомби с головой в телефоне, этой же головой об тебя спотыкаются, школьники-дегенераты под ногами вертятся, мандула поперёк раком стоит, движению мешает, и вдруг из-за угла выбегает мужик с топором и несётся прямо на тебя. Твоя реакция? Убежать? Пока повернёшься, пока сообразишь, он уже рядом, не успеешь. Бьёшь его встречным. Чем есть в руке. Сумкой, рюкзаком, пакетом, авоськой или просто кулаком в мурло. Агрессор отступает, в идеале падает бесчувственно (но это только в кино бывает), и выясняется, что бежал он не к тебе, а к машине позади тебя, где ждёт его компания, которая собралась за город на шашлыки, а топор взять забыли. Вот и послали гонца сбегать домой за предметом. И кто виноват? Оба. Ты — что так негативно подумал о человеке, а человек потому, что надо было топорик хотя бы в тряпочку завернуть и не бегать, сверкая спелыми очами, а спокойно передвигаться к намеченной цели, не вызывая угрожающих ассоциаций. В оконцовке вся компания дружно бьёт тебя.
— Ну, ты, братец, загнул.
— А как? Это система. Искусственный отбор. Пищевая цепочка.
— А я бы ещё топорик забрала и по башке! По башке! Чтоб не бегал тут.
— Как Вас, простите?
— Татьяна я.
— Ага. Танечка, значит, Танюша. Танчита. Ладно, рассмотрим другой пример.
— А…
— Без топора.

Мужчина и женщина обедают на кухне. Заходит папа женщины. Сгинается пополам над тарелкой мужчины. Громко нюхает. «М-да». Берёт со стола яблоко, вертит, рассматривает,  бросает обратно, перебирает ещё три, откусывает, чавкает, кривит  кислую рожу. «Тьфу. Кхэ». Уходит с недовольным видом.
Женщина: — Добавки?
Мужчина: — Нет. Благодарю. У меня что-то пропал аппетит.