Отвлекшись от не пойманного йети. Захотелось сделать на ночь глядя пятницы такой обзор.
Обзор о фехтовании.
В данном случае о киношном фехтовании. На шпагах и рапирах в кино. (специалисты отличат). Вы можете посмотреть фильм «Дуэлянты». Там настолько всё это реалестично, что мне первый раз показалось, они рубят саблями заживо.
И по этому, конечно, рапирная техника:
 

Второй бой, поразивший меня в кино… Молчу, смотрите, кто не видел:

 
И наконец сабельный бой… без комментариев....

 

А вопрос будет такой: почему казаки носили шашку рукоятью вверх?
Если найдёте в гугуле — засчитаю) 

\

— Но это же не он! – Чуйкин рассматривал возникшее в дверном проёме существо.
Надел очки. Существо было ниже среднего роста, небритое, с крупным красным носом. И, почему-то, в сером фартуке и в валенках с галошами.
— Нет-нет, это наш дворник Платон. Проходи, Платон.
Платон вошёл, тут же его нос звучно зашевелился, глаза остановились на стоявшей на столе колбе.
— Ну, знаете, голуба Вы моя… Что за шутки? – негодовал профессор.
— Не беспокойтесь. Рассказывай, Платон.
— Чего рассказывать? В подвале он живёт.
— Что за дичь?
— А, не верите, не надо. Пошёл я…
— Ты погоди, Платон. Позволите профессор? – Кравец взял колбу, передал её дворнику.
— За нашего реликтового, понимаешь, гоминоида! – сказал дворник и ловко опустошил предмет.
Профессор поднял брови и уважительно посмотрел на Платона.
— Присаживайтесь, любезный друг. Так, в подвале, говорите?
— Точно. Здоровенный, волосатый, хрипит, кусты ломает, всё вот как Вы рассказывали.
— Любопытно, — профессор погладил свою бородку: — А поподробнее?
Дворник замялся, посмотрел на Кравеца, Кравец на Чуйкина, Чуйкин утвердительно кивнул. Кравец извлёк из сейфа ещё одну колбу. И тут начались подробности. Дворник Платон долго рассказывал о странных привычках и невозможной невоспитанности йети, который не стеснялся гадить в детские песочницы, а когда Платон однажды спросил у него взаимообразно десять рублей на поправку здоровья, сделал вид, что «по-нашему» не понимает и проследовал с авоськой в сторону продуктового магазина, насвистывая что-то из репертуара то ли Шуберта, то ли Кобзона.
Профессор слушал с открытым ртом, а доцент только успевал записывать поразительные факты. После третьей колбы Платон внезапно замолчал, поднял указательный палец вверх и заснул, причём оставаясь в таком положении, напоминая статую дающего назидания мудреца.
— Невероятно.
— Вы, понимаете, профессор? Это подтверждает Вашу теорию о миграции йети. Им приходится покидать насиженные места и в поисках пропитания перебираться ближе к городам.
— Да нет, коллега, тут дело уже не о простой миграции, а, пожалуй, уже об эволюции гоминоида. И наша эта особь и есть то промежуточное звено между хомо троглодитус и хомо сапиенс! – взгляд профессора сиял радугой.
Кравец выронил карандаш:
— Это будет открытие мирового или даже вселенского масштаба. Что же мы предпримем?
Чуйкин решительно поднялся:
— Будем брать.
— Бери сразу две, чтоб второй раз не бегать…, — пробурчал Платон.
— Объявляю боевую тревогу! Выступаем немедленно! Собираемся!
Чуйкин снял со стены внушительных размеров сачок, на рукоятке которого красовалась дарственная надпись: «Большому человеку, с  большими надеждами. Чарльз Антонович Дарвин».
— Я беру свой именной сачок. Пришёл твой час, мой Экскалибур. Вы возьмите приманку и хвойный освежитель воздуха, чтобы он нас не учуял.
— И подушку-пердушку?
— Будите Платона. Будет проводником. Итак, мой юный друг, вперёд. Сегодня свершится то, ради чего… ради чего… э-э… в общем вперёд!
Платон упал.

Доцент Кравец ворвался в кабинет:
— Нашёл!!!
Профессор Чуйкин, занимавшийся в этот момент археологическими раскопками в своём сейфе, а посему находившейся в позе Зю и из сейфа торчал только его зад, от неожиданности подскочил. Его затылок совершенно закономерно встретил сопротивление твёрдого вещества (верхней крышки сейфа) и, произнеся фразу, которую Кравец от своего учителя никогда не слышал, и как сам потом признался услышать не ожидал, упал на пол. В его сложенных на груди руках находился гранёный стакан. Этот факт совершенно не удивил Кравеца, но он отметил про себя, что профессор в этом положении очень стал похож на покойника со свечкой. Чуйкин открыл глаза, с глубочайшим интересом повертел, разглядывая, стакан:
— Хм… Какая практичная форма…
— Вам помочь, профессор?
— Ах ты, боже мой, — профессор взялся за шишку на голове, Кравец поднял и посадил его на стул: — Да бросьте Вы меня. Спасайте младенца!
Доцент нырнул в сейф.
— Младенец цел! – сиял улыбкой Кравец, ставя на стол извлечённую колбу с прозрачной жидкостью.
Незамедлительно откупорил (сильный запах ацетона наполнил комнату), налил полстакана, протянул пострадавшему профессору. Профессор, смачно и коротко выдохнув, употребил одним глотком. Занюхал «барбариской», предложенной подсуетившимся Кравецом.
— А теперь, мой юный друг, рассказывайте. Судя по Вашему возгласу, которым Вы обозначили своё неожиданное вторжение, Вас привело ко мне какое-то чрезвычайно неотлагательное дело?
— Я нашёл!
— Что или кого, позвольте узнать?
— Его!
Профессор секунду соображал, потом заметил:
— В Вашем возрасте я искал не «его», а «её». Хотя, знаете, работал в нашем институте некто младший научный сотрудник Щукин. Так вот, он тоже, так сказать….
— Я его нашёл! Его! Снежного человека!
— Послушайте, — поморщился профессор: — Откуда эти вульгарные выражения? Вы мой лучший ученик и, если Вам затруднительно произносить «реликтовый гоминоид», то говорите хотя бы «йети».
Тут лицо профессора прояснилось, в глазах зажглось беспокойство.
— Что? Что Вы сказали?
— Да. Я нашёл йети, профессор.
— Не может быть! Этого просто не может быть! Боже мой! Всю мою жизнь! Сколько экспедиций!
— И не так далеко, как мы с Вами думали.
— Где? – схватил за грудки Чуйкин Кравеца: — Где он? Где?
Высвободившись из цепких пальцев профессора, Кравец торжественно подошёл к двери и распахнул её:
— Прошу!
— Не может быть…., — профессор схватился за щёки.

Жалеть о прошлом  бессмысленно. Процесс необратим и не в моей власти что-либо изменить или исправить. Двигаюсь по пути наименьшего сопротивления: забываю плохое и вспоминаю хорошее, перелистываю его как страницы старого альбома. Не находя оправдания улыбаюсь, захлопываю его и кладу на прежнее место, а он с каждым годом становится всё толще и толще. Та его половина с плохим. Делаю вид, что не буду повторять ошибок, даю заумные советы другим и с недоумением обнаруживаю, что наступил опять на те же грабли, валяюсь в той же луже, а вокруг всё те же рожи. Нет–нет да вспомнишь удивлённые глаза, заплаканные щёки, пронизывающее разочарование во взгляде напротив, летящие в голову столовые приборы, стеклянную дверь, сквозь которую я прошёл однажды как Копперфильд, причитания родни, обиженное дыхание в телефонной трубке, похмельную пустоту после внеочередной пьянки, застывшую гримасу вопроса на некогда обожаемом лице, несбывшиеся планы. В общем, время, потраченное в никуда. Не оборачиваться назад. Идти вперёд. Не утешай меня, мой больной друг, это унижает меня. 

Мечта. Мечта должна быть максимально неосуществимой, недосягаемой, как невидимая глазу звезда, существующая только в воображении вычислившего её астронома. Как огромные глазища актрисы из черно-белого кино, до которых никогда не дотронуться рукой, потому что она умерла. Цель – меркантильна. Мечта – одухотворена. Цель перестаёт жить по её достижении. Мечта даёт бесконечную надежду. Её можно лелеять, обогащать, дополнять, сокровенно делиться с самым – самым достойным, даже передавать по наследству. Хотеть можно всего, мечтать только об избранном. Кто может запретить мечтать?  Мечта – это свобода.

Вы скажете я мечтатель? Нет. Мне сделали такую прививку от бесполезных мечтаний, что у меня к ним стойкий иммунитет.

Я карабкаюсь на вавилонский плющ,
Невидим – значит всемогущ.

Глаза. Всегда выдают глаза. Выдают всю сокровенность и помыслы. Задавая неожиданный и, казалось бы, отвлечённый вопрос смотреть не на мимику лица, движение рук или рта, в глаза. Тот момент их переключения, та сотая доля секунды отвлечённости открывает на мгновение внутренний мир обладателя. Мы великие актёры. Играем удивление, восторг, боль, страсть, интерес, сочувствие, равнодушие, чтобы получить то, что нам нужно; но та сотая секунды – она наше уязвимое место, её не обманешь и не переиграешь. Мы это знаем и поэтому говорим только правду, только то, что чувствуем, знаем и думаем, иногда лучше промолчим, чем солжём. Это так удобно. Особенно когда не видно наших глаз.

(посвящается девочке с зелёными глазами)

— Чёрт! Связался я с Вами.

— Поздно причитать, командор. Подыхать – не рожать, это мы умеем.

Их подвели к обрыву, повернули спиной к строю, лицом к бездне.

Комендант, в парадной форме по случаю, подправил усы и зачитал с жёлтого гербового листка:

— Гвардии командора пятого охранного полка Эмиля Штраузе, а также гвардии младшего огребальщика Варнаву Ульхе за пренебрежение служебной дисциплиной подвергнуть публичной порке. За покушение на Его Императорское Высочество – расстрелянию.

— Врёт же, собака, — поёжился Варнава. – Подумаешь, одолжили вицмундиры наследника и его шталмейстера на пару часов, делов-то: до салона и обратно. Вернули же. А что чуток запачкан был, так и очистить можно.

— Вы болван, Ульхе. Теперь все газеты мира пестрят известиями о хождении нашей титулованной особы в народ. Такого не прощают.

— А не надо было швейцара в бассейн кидать и с балкона мочиться.

Штраузе побагровел:

— А кто по урядникам палить начал, а?!

— Нечего было мне, императорскому огребальщику кулаками грозить! И потом они мою Софку непотребным словом назвали.

— Это другое дело. Это причина. Кстати, Вы не помните, куда запропастился мой именной серебряный портсигар с рубином, который мне лично вручил император на прошлогоднем смотру?

— Ясно куда, — Варнава кивнул головой назад через плечо, — Когда нас пеленали как спящих младенцев там же и окрестили по всем карманам.

Тут за своей спиной они услышали громкую команду: «Заряжай!»

— Проклятье! Зачем я Вас послушал…

— Умирать – не рожать, командор.

В кальсоны неприятно задувал холодный ветерок.

Крайний слева в шеренге рядовой Рав передёрнул затвор винтовки, патрон вошёл в патронник как член в вагину. Комендант достал из серебряного портсигара с рубином  папиросу «Эмма» и подумал: «А спички-то я в сюртуке оставил».

— Ну что, Дик, — сказал Марвелл, глядя в ведомость: — Поздравляю, у тебя последняя заявка.
— Ну надо же…
— Сарказм тут не уместен. Тебе скостили пятнадцать заказов. Новый губернатор набирает себе очки, так что, осужденный Дик Паркет, доставишь посылку вот по этому адресу и, как говорится, на свободу с чистой совестью.
— Шутишь, Марв?
— Я тебе не Марв, а начальник отделения исправительной доставки! А ты осужденный-курьер! На, — он швырнул Дику бланк и целлофановый свёрток.
Дик взглянул на адрес:
— Вишнёвая улица, мисс Ванесса Бойл, — заглянул в свёрток, из свёртка выглянула красная гвоздика. Дик посмотрел на Марвелла: — Шутишь, Марв?
— Шутки кончились. Доставишь это до восемнадцати ноль-ноль. И помни, Дик, это твой пропуск на ту сторону решётки.
— Марв, это же старый центр, Вестминстер, я не пройду там. Меня же подстрелят через два квартала…
— Ну, ты вправе отказаться, — улыбнулся начальник отдела исправительной доставки.
— Ага, и мне накинут пятёру на урановые рудники.
Марвелл развёл руками, потом постукал по наручным часам.
Дик потёр обруч:
— Может, хоть ошейник снимешь?
— Теперь, похоже, ты решил пошутить? Возьмёшь «Эбби» и бронежилет у Рича. Иди. И ещё, Дик…
Дик обернулся в дверях.
— Я поставил на тебя.
— Я тронут, — ответил Дик, передал бланк конвоиру.
Тот завёл Дика в лифт и они стали спускаться на нижнюю стоянку.

— Давно тебя не видел, Дик, думал ты уже откинулся.
— Как «Эбби»?
— Старушка в порядке, подлатал, — Рич постукал по капоту зелёного «Шевроле» с надписью «Исправительная доставка».
— Как насчёт аптечки?
— Аптечка? Аптечка укомплектована, — многозначительно сказал Рич и кивнул.
— Спасибо, брат. Да сними ты с меня эту хрень!
— Положено, — конвоир вновь надел на Дика бронежилет, проверил сигнал ошейника.
— А что, это правда твой последний заказ? – с усмешкой спросил Рич.
— Точняк. Прокачусь до  Барли и обратно, а завтра буду в Ричмонде пить пиво и трахать Салли Джи.
— Э! Сцепление сожжёшь! – крикнул Рич, когда Дик резко набрал обороты.
Створы под противный писк открылись, Дик выехал на плац, вдоль жилого корпуса, мимо вышки, остановился перед главными воротами. Заглянул в аптечку, удовлетворённо хмыкнул:
— Рич, сукин ты сын. А эта Ванесса, наверное, горячая штучка, если ей шлют такой дорогой презент, — поглядел он на гвоздику.
Ворота медленно отъехали, «Эбби» не спеша выкатила на бетонную трассу.

— Беги, беги, беги…, — напевал песенку Дик, когда уже в пригороде две фуры, предпринявшие попытку взять его в «коробочку», покатились в кювет.
— Старо, как задница Минси, — справедливо заметил Дик, объезжая ленту с шипами на Уорф-лэйн.
— Ты серьёзно? – искренне удивился Дик и надавил на газ, когда полицейский на перекрёстке сделал ему знак остановиться.
На мосту Ламбет, откуда ни возьмись, появился арабский всадник на пегом коне. С непонятными возгласами он попытался изрубить «Эбби» кривой саблей. Дик пресёк этот акт вандализма, вырулив на встречную полосу. Конь взбрыкнул и круто встал, араб исчез под колёсами проходящего транспорта.
На левом берегу с крыш встретили вспышки снайперов, осыпая лобовое стекло кривыми червоточинами.
Из остановившегося школьного автобуса вылез солидный человек во фраке, присел на колено, водрузил на своё плечо  гранатомёт и стал деловито целиться в автомобиль Дика практически в упор. Толпа школьников кинулась в автобус, гранатомётчик был опрокинут, фрак помят, граната взмыла в воздух, продырявив баннер с рекламой мыла для шелушащейся кожи. Дик успел сдать назад и свернуть на Тафтон-стрит, поэтому повреждённый баннер придавил не его, а мотоциклиста, приготовившегося стрелять по колёсам.
Жёлтый бульдозер фирмы «Санни и сыновья» придавил «Эбби» к стене. Подскочивший мужик с криком ткнул в Дика вилами. Зубья погнулись о бронежилет и Дик отметил, что впервые от этой штуки оказалась какая-то польза. Он вылез через окно, перемахнул через ограду.  Навигатор на руке показывал три квартала влево по Ховик Плейс. Из проносящейся мимо машины длинная автоматная очередь прошла над головой Дика, аккурат по магазинной витрине. Охранник минимаркета назидательно погрозил пальцем и поворчал, что городские власти совершенно не следят за порядком. Вот и Вишнёвая улица. Вышедший из подъезда почтальон незамедлительно получил ногой между ног и с изумлением на лице ретировался в сторону салона продажи подержанных автомобилей.
Дик протиснулся в закрывающуюся дверь. Замок захлопнулся.
— Уф, сука, — выдохнул Дик.
— Вы к кому?
Дик обернулся. Консьержка, бабуля лет восьмидесяти, направила ствол дробовика прямо Дику в переносицу.
— Э-э, исправительная доставка, мэм. Для мисс Ванессы Бойл, — Дик осторожно показал клеймо курьера на ошейнике.
— Минуточку. Я уточню. Мисс Бойл? Вам доставка. Пропускаю. Идите, мистер. Третий этаж.
— Уфф, сука…, — Дик поднимался по ступеням. Лазерные целеуказатели рыскали сквозь окна в поисках его головы. 17:25. Нормально.
Он остановился перед обитой кожей дверью. Позвонил.
— Входите!
Дик отцепил от себя повисшего на нём негра (предварительно хлопнув его по ушам) и вошёл.

Всё. На территории клиента ему ничего не грозит.
— Мисс? Вот это сиськи….
— Что Вы сказали? – вышедшая навстречу малышка сняла наушники.
— Исправительная доставка, мисс Бойл. Прошу получить.
— А что это Вы такой грязный?
— Пробки, мисс, — подумав, ответил Дик.
— Интересно, от кого это? – Ванесса взяла свёрток: — А Вы пока выпейте что-нибудь. Ах, какая прелесть! – она достала гвоздику, затем начала изучать приложенную к ней карточку. Невозможные бровки нахмурились. Пухленькие губки плотно сжались. Огромные глазища сверкнули адовым огнём: — Роджер Мортон…, — по слогам прошипела фурия.
— Мисс, не хотелось бы быть назойливым, не могли бы Вы подтвердить получение?
— Ублюдок!
— Что?
— Мерзкая склизкая тварь!
— Я только выполняю свою работу, мисс…
— Этот Роджер Мортон! – маленький демонёнок ходил из угла в угол, извергая проклятия: — Вы выпили?
— Подтвердите получение, мисс.
Ванесса приблизилась к Дику вплотную, протянула ему к лицу стакан джина.
— Пей!
Отказать этому взгляду, в котором было видно бездну, не смог бы никто.
Дик опрокинул содержимое в себя, посмотрел на часы – 17:51.
Дамочка уничтожила свою порцию, пустой стакан погиб, разлетевшись вдребезги о стену. Вслед стакану вылетело несколько иносказательных фраз. Похоже, начиналась истерика. «Этого только не хватало», подумал Дик.
— Мисс! Подтвердите это чёртово получение!
— А? – вернулась в реальность Ванесса, поднялась на ноги, вздохнула: — Да-да.
Она вяло подошла к Дику, приложила свой пальчик к сенсору ведомости. Значок «доставка» сменился на «получено».
Дик замер в ожидании. Ничего не произошло. Ошейник по-прежнему активирован. Марв, старый хрен…
— Послушайте, как Вас там…
— Курьер Паркет, мисс, — грустно ответил Дик.
— Курьер Паркет, я даю вам заявку.
— А…, не. Не-не-не…
— То есть? Вы ведь из доставки?
— Да, мисс…
— Из исправительной доставки?
— Точняк…
— И Вы отказываетесь принять заказ?
— М-м-м…
— Вероятно, мне стоит позвонить Вашему начальству?
— М-м-м… не стоит, мисс, не стоит… (сука).
— Вот и чудненько. Доставьте это в Ноттинг- Хилл сэру Роджеру Мортону, мистер курьер.
Дик посмотрел в окно. За углом соседнего дома устраивался поудобней «Челленджер», смешно крутя башней и стволом пушки, примеряясь. Над крышами кружили несколько вертолётов.
— Удачи, курьер Паркет, — дамочка сунула Дику перевязанную бонбоньерку, в которой лежала гвоздика и текстовое пояснение с рекомендациями, как её необходимо употребить адресату.
Ванесса Бойл сладко поцеловала Дика в губы, открыла дверь:
— Иди.
Дик вышел. На площадке он скинул бронежилет, достал аптечку, из неё сигарету и зажигалку. Долго чиркал, пытаясь прикурить.
— Уходите, мистер? – спросила консьержка, спустив очки.
— Ага.
Бабулька нажала кнопку, дверь подъезда отворилась. Раздался ещё противный писк и щелчок электронного замка. Дик потрогал ошейник, снял его.
— Шутишь, Марв?
Запикал навигатор. Пришло сообщение, что всё имущество исправительной доставки Дику Паркету надлежит сдать в отделении почты в ячейку номер 33в, там же получить документы и индивидуальный код гражданина, и банковскую карточку с одной тысячей фунтов на счёте.
Дик перечитал ещё раз. Повертел ошейник, который он носил, не снимая два года, огляделся вокруг.
Танк лениво разворачивался, вертолёты взяли курс за реку, лучи лазерных прицелов погасли.
— Всё. Ну, ты и скотина, всё-таки, Марв.
Дик посмотрел на послание мисс Бойл.
— А пошла ты…, — трёхочковый бросок, бонбоньерка легла в мусорный бак.

Дик лежал на спине, Салли лежала рядом и ковырялась пальчиком в его пупке.
— Прости, киска, никак не могу забыть рожу того бульдозериста, который придавил меня у аббатства. Знаешь, за те два года, чего только не произошло. Однажды баба родила прям в машине. А как я доставил в паб «Корона» послание: «Челси» — козлы!». Как ноги оттуда унёс до сих пор не пойму.
— Ничего. Пройдёт время и всё забудется. Я рядом. Я помогу.
— Давай спать.
— Алё? Кого? Дик, тебя спрашивает какая-то Ванесса Бойл…
— …. (изощрённый английский мат)…
— А кто это?
— Это? Это Мери Поппинс, … (аналог русского «б…дь»).
Дик взял трубку:
— Слушаю.
— Надо выпить, мистер Паркет.
— Неплохая идея.
— Завтра. В семь часов. В «Короне».
— Вы уверены, что в этом есть необходимость?
— Жду.
Пошли гудки.
— Что-то случилось?
— Не. Насчёт работы. Осталось одно незаконченное дельце. Надо завтра в Лондон смотаться.
— Надолго?
— Не успеешь сказать: «Милки уэй».
— Милки уэй!
— Ну, может не так скоро…. Спи.

«Том, я прочёл первую главу. Начало, как всегда интригующе непонятно. Но что за Дик? Дик, гвоздика, дик. Нельзя ли нечто менее фаллическое? Патрик, или, к примеру, Роджер? И вообще, что это было?».

Выбрал этот фильм под теги детектив...
Обозву по своему: жизнь. Американская социяльная драма(что само по себе нонсенс).
Короче говоря мне понравился. Ну, Чарлис Терон это чудо (хоть и блондинка). Эта актриса с большой буквой. Если проследите её фильмографию, она никогда не стиснялась быть толстой (когда надо), худой, мускулистой, обаяшкой и прочее. Вызывает огромное уважение и в плохих фильмах не снимается. Поразительной отдачи актриса.
Только ради неё стоит посмотреть этот фильм. По сути простой и драматичный.
Будьте внимательны к тем, кто рядом)
А вообще удивительно, что эта история произошла не в Саратове, а в пригороде Нового Йорка. 

Оказывается и там люди живут.

https://w6.zona.plus/movies/talli-2018