— Итак, господа, я собрал вас всех за этим столом, чтобы сообщить вам, что я сумасшедший маньяк, а вы мои жертвы.
— У, я пошёл, — попытался встать мистер  Тич.
— Сидеть, сука! Я – Торпэдо!
— Что-что? Ну, это, знаете, уже ни в какие ворота не лезет!
— Тихо сидеть! И не квакать, миссис Митчел. Для Вас я приготовил особенное блюдо. Вы слышали когда-нибудь, как я играю на банджо? Вас ждёт удивительная ночь!
— Ах, боже мой! Он ведь и вправду ненормальный!
— Ненормальный? А кто устанавливает эти нормы? Этот дом полон ловушек, и каждый из вас на собственной шкуре ощутит «нормальность» в полной её мере.
— Джентльмены, а не связать ли нам его? И делу конец. Вернёмся к ужину, — предложил полковник Филипс.
— В самом деле.
— Ха! Я сумасшедший, но я не идиот. Я предусмотрел подобное развитие событий!
Он начал биться головой о стол и после третьего удара бесчувственно сполз на пол.
— Однако, — сказал полковник, закуривая сигару.
Миссис Митчел спрятала в вырез платья кусочек курицы.
— Как жаль, что я не успел его спросить.
— О чём?
— А какая у него, собственно, мания?
— По-моему всё очевидно.
Миссис Митчел старательно засовывала под юбку кусочек вишнёвого торта, увидела, что на неё смотрит мистер Тич. Она виновато залилась румянцем и положила кусочек обратно ему на тарелку.
Очнувшийся человек, именуемый себя Торпэдо, принёс извинения, поспешно удалился в уборную.
Полковник с огорчением заметил, что ему не досталось  торта, Тич любезно уступил свою порцию под грустный взгляд миссис Митчел.

Ну, вот, друзья мои. Не от великой трезвости и не от большого ума, решил я совершить паломничество по своей прошлой жизни. Короче говоря, совершил я ужасную глупость, а именно: решил отыскать в интернете своих однокласниц и однокурсниц. Никогда не повторяйте этой кошмарной ошибки. 
Орхидеи ещё не зацвели.  
И как обычно...
 

Жил-был Гусь. То есть такой самый типичный Гусь. Или точнее, не Гусь, а гусь. Ну, в общем гусь. С гусиными (как гусям положено) лапами, крыльями, шеей, тушей и гусиными мозгами. И всё-таки отличало его от других гусей то, что он портвейну предпочитал самогон, который превосходно гнал дед. Но по совершенной случайности дед тоже невероятно любил самогон, который он гнал. Это совпадение вкусов деда и гуся, казалось бы, должно было их сблизить. Однако, именно это взаимное пристрастие разделило и привело к тому, к чему может, и обычно приводит, личностей столь похожих взглядов на суть бытия.
Гусю по жребию выпало стрелять первым. Лепаж не дал осечки, как искренне расчитывал дед, и пуля вошла в правый бок. Печень, закалённая годами длительных возлияний, дала рикошет не позволив причинить организму вреда. Дед выстрелил в воздух. В хате раздался прескорбный звук битого стекла. Противники замерли в ужасе и, когда кошка Мурка вышла из дома с разбитой бутылью, которую она достала из подпола в желании поправить здоровье, пали бесчувственно на земь.

Прошло время. Перепетии забылись, но Мурка изредко недобро поглядывала на виноватого гуся, шевеля усами. 

Ночь светла, как круги от времени,
Что забросил я в смерть уставшую.
Все дороги растут из семени,
Не дошедшего, да недоспавшего…

Грета, а помнишь, я писал тебе про нашего фельдфебеля Зжиппа? Да, тот, который выбивал в казарме зубы прикладом тем, кто не смог с первого раза чётко произнести его фамилию и звание. И повезло же мне в эшелоне попасть с ним в один вагон. Как он достал Чапека. Бедный очкарик чуть не выпрыгнул на ходу, когда мы проезжали Кричмы. Ну, ты помнишь? Не знаю, почему, он не так придирчив ко мне. Подойдёт, посмотрит, полапает ремень, уйдёт. И опять Чапека дрючит, что он там всё пишет, что читает. 

До передовой неделю стояли на станции. Оказывается, её за день до нашего приезда разбомбили английские аэропланы. А ты говорила, что я невезучий! Нас тут же отправили на помощь инженерам и сапёрам. Знаешь, оказывается, в армии сапёры занимаются ремонтом железных дорог и постройкой мостов и блиндажей.
Так неприятно пахло гарью. Зжипп нашёл у Чапека библию. Выстроил наше отделение, рвал книгу и орал, что бога нет, а здесь бог это он и наш штык и наша незаменимая и безотказная винтовка, что только она спасёт нам жизнь, а не молитва. Чапек плакал. Зжипп пинал его на земле при нас, и никто, Грета, никто, и я, не проронили ни слова, а молча смотрели.
Когда мы загрузились и двинули дальше, Чапека не досчитались. Уже потом нам сказали, что он дезертировал. А я думаю, Зжипп убил его. Он боялся, что на передовой, когда нам дадут патроны тот его пристрелит.
Так вот, что я о фельдфебеле Зжиппе…. Нас расположили в старых окопах, как я понял по разговору офицеров, мы «свежее мясо», вместо погибших. Тут нас встретили крысы и клопы. Фельдфебель прошёлся по позиции и сказал: «Что, целочки, вы приготовили…», он не успел сказать, что мы должны были приготовить. Начался артобстрел. Грета, это что-то. Но, надо было видеть, что случилось с нашим Зжиппом. Как он упал и начал рыться, словно крот в землю,  катался и крестился. Орал и молил Господа пощадить его, начал исповедоваться, но тут Бурвик стукнул его легонько и тот вырубился. Так и провалялся полчаса, испражняя отвратительный запах, пока артиллерия не смолкла. А нас, глядя на его вдруг проснувшееся богобоязние, такой смех взял, что, поверишь, ничего не страшно было. А вообще, тут на войне не так уж и страшно. Если об этом не думать. А думаю я о тебе и о Вульке. Не продаст ли её отец?
Ну, ладно. Не знаю, Грета, дойдёт ли до тебя письмо. Слышал, письма вскрывают и читают сами генералы. Мол, вдруг я может чего ни того написал. А так, целую тебя. И пусть твоя мама на меня не сердится, я не сбежал. Сюда не сбегают. И скажи ей, что я обязательно вернусь, я же обещал.
Ты же знаешь?
А война скоро кончится. Нам каждое утро лейтенант Притич говорит. А он умный человек, хоть и в очках. Конечно умный, он же ротой командует! А это дело дуракам не доверят.

Что не так?

Такой анекдот (наверное старый, но я его не слышал) рассказали:
Мужик пьяный, после войны шатается, орёт:
— Вот, сука усатая, до чего нашу страну довёл!!!
Мент его под белы ручки и лично к товарищу Сталину, так, мол, и так.
Товарищ Сталин с трубкой спрашивает у мужика:
— А кого это Ви имели в виду?
— Гитлера, конечно, товарищ Сталин!
Сталин поворачивается к менту:
— А Ви кого имели в виду? 

Не пугайтесь, это «The Doors» в непостоянной рубрике ВОТ ТАК БЫЛО В КИНО:

Нет с переводом. Кто не знает языка, их уговаривают поменять строчку ГЕТ МАЙ ХАЙ (по нашему: сделай, чтоб я… ну понятно) на строчку по приличнее. Те совещаются, обещают гуд. А ВОТ ТАК БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ:

Не нашёл в Трубе, но у меня на видео (да, на видеокассете) есть эта запись, где в конце Салливан выходит и грозит им пальчиком. 
Был вопрос почему мне это нравится. Как обьяснить, почему что-то или кто-то  нравится? 
Я нашёл ответ: вкусно. 
Не даром говорят: читать запоем. Я их и слушал запоем и читал запоем и сам переводил.
Среди англоязычных поэтов я не встречал аналогов Моррисону.
Замечательно Вэл Килмер сыграл. Я поразился, как он перенял эту пластику, взгляд. Прочитал, что все партии, когда он был в кадре, он исполнял сам. На время съёмок вся группа обращалась к нему не иначе как Джим. Очень просился Траволта, но Оливер Стоун сказал решительное нет.
Что для них сейчас «Двери»? Лет десять назад пил с американцами. Спрашиваю у мэм:
— Поустмэн почтальон, мэйлмэн почтальон, а и что зачем это в чём разница?
Шары закатила, рот открыла (это они когда не знают что говорить, шары, значит, закатывают).
Я ей помогаю:
— Поустмэн, это вроде как по-английски, а мэйлмэн, по-американски?
— Да! Да! — и давай ржать. Это от того, что я избавил её от необходимости думать.
— А вот «Доорз» у вас слушают сейчас? Джим Моррисон?
— О! Это классика, конечно!
«офф кос» по их будет.
Казалось бы, об чём тут ещё говорить? Но когда эта пропасть затянула: «Нье слъышны в садью дажье щорохьи...» 
А потом я затянул (почему-то Естудэй), а! потому-что я в любом состоянии его слова помню и сыграю даже на сковородке.
Нам песня жить и любить помогает, ведь правда? И в атаку идём с песней, и в гроб нас с музыкой провожают.
А звали эту шпионку Кларен. У неё было обожжено половина лица, а её муж и ребёнок погибли в автомобильной катастрофе, в которой она выжила.
А вы говорите.... 

Пост Скриптум: дело в том, что словосочитание Лайт Май Файер переводится весьма вольно, и произнеся его, не удивляйтесь, что возле вашего дома появится пожарная команда (профессор Паганини).
 

— Граждане! – бургомистр отхлебнул из стакана, чёртова жара, протёр лысый затылок платком: — Граждане, большая беда приближается! На наш город движутся полчища Карла Хвостатого!
— У-у-у…, — разнеслось по заполненной людьми площади у ратуши.
— Это несчастье! Верные нам докладывают, что завтра к полудню, враг будет здесь. И не пощадят ни старого, ни малого. Мужчины будут оскоплены и четвертованы, женщины осквернены и съедены, дети полонены в рабство.
— А-а-а…., — гулом прошлось по толпе.
— Призываю всех взяться за оружие! Дадим достойный отпор, не позволим захватить и уничтожить наш славный вольный город, всегда занимавший первое почётное место на конкурсе салфеток среди всех вольных городов!
— Да-а!!! – после минутной тишины отозвался народ: — Пусть только сунется сюда! Отрежем Карлу его хвостатый хвост!
— Урра!!! – полетели вверх шапки и башмаки.
Бургомистр поправил давившую толстую шею галстук-бабочку:
— Итак! Записывайтесь в ополчение! Отстоим свою вольную жизнь! Ни перед одним королём мы не преклонялись, не упадём на колени и перед этим варваром!
— Не упадёёём!!! – взвыла толпа и дружно затянула «Марсельезу». Вперёд выскочил Нотный академик и начал дирижировать. У трибуны спешно, толкаясь, выстроился пожарный оркестр, задудели трубы.
— Маршан, лё батальон!!! Маршан, лё ситуаен!!!
Бургомистр поднял правую руку. Все смолкли.
— Записывайтесь у нотариуса, сбор завтра в восемь утра здесь. При себе иметь сменное нижнее бельё и завтрак. Кормить вас за счёт казны никто не намерен.
— У-у……
— А теперь, нечего тут торчать и распевать хором! Записывайтесь и по своим рабочим местам! Не выходной сегодня! Всё.

На следующее утро, без десяти минут восемь бургомистр вышел на балкон ратуши, где уже стоял секретарь. Бургомистр зевнул, сонным взором оглядел пустую площадь.
— Хм, неужели все? – спросил он, почесав между ног.
— Все до единого. Даже безногий сапожник укатил сегодня ночью на самодельной тележке.
— Ну, что ж. У нас  вольный город… Однако, — бургомистр повернулся к секретарю: — Я же говорил тебе, что про оскопление будет перебор.
— Ну…, — пожал плечами секретарь, стал виновато протирать очки: — Будем работать.
— Да, всё хотел спросить… Ты где про этого Карла Хвостатого вычитал?
Секретарь смутился, покраснел. Бургомистр махнул рукой:
— Ладно, лучше и не говори… Хэть-тить… Пойдём-ка, холодненького хлебнём.
— По кружечке?
— По кружечке, — утвердительно кивнул бургомистр.

— Одна идёт мыть подъезды, чтобы прокормить ребёнка, другая раздвигает ноги за деньги. Цель та же, средства разные. И можем ли мы осуждать одну и восхищаться другой? Ведь результат достигнут, ребёнок сыт. Одна ограничена моральными стандартами, установленными аморальным большинством, другая нет. И они никогда не поймут друг друга и всегда будут друг друга презирать. А понимание необходимо так же, как и невозможно. Если кто-то выражает что-то непонятное нам, мы тут же причисляем его к разряду дураков, не заботясь об осознании того, что если я, к примеру, не понимаю французского, это вовсе не аксиома, что все французы дураки, несущие наркотический неадекватный бред, просто они говорят на своём языке. И если я назвал председателя комиссии, мадам Рошан, блядью, это вовсе не означает, что это её жизненное кредо. Почему люди не мыслят образно? Фэнтези… Вот ещё слово… Нет никакого фэнтези. Есть сказка – это то, что было. Есть фантастика – это то, что могло бы быть. Фэнтези – это то, чего не было и быть не могло, то есть очевидная чушь. Банальная, тривиальная, высосанная из пальца хуйня, с обязательным пидарастическим героем в розовом трико и уродливой героиней, размышляющей о том, что звёзды похожи на капельки мочи единорога… Меня сейчас стошнит!
— Послушай, Пруст, если твой сборник не получил премию Эзопа, это не причина впадать в истерику…
— Я абсолютно спокоен! Но вот это: «…её тоненькие руки, украшенные самодельными фенечками, которые ей подарила перед смертью бабушка, погладили его по бархатным перепончатым крыльям, источающим аромат пыльцы сонного цветка…»…
— Не причина дёргать академика Бутера за бороду…
— Это была случайность! «- Я так люблю тебя, мой принц, — пальчики с нежностью коснулись остроконечных ушек. Он вздрогнул от приятной неожиданности. Пыльца сферой окутала их слившиеся силуэты в жёлтом круге Луны…»…
— И уж вовсе не стоило называть мадам Рошан блядью.
— Это всё её проклятая родинка на заднице! Я схожу с ума, когда её вижу! Так и хочется ткнуть в неё. Старая проститутка! Ты заметил её надменную улыбку, когда она объявляла лауреатом этого Сливера с его «Путешествием к радуге». Господи, это ничтожество даже прослезился, получая награду за своё фекальное испражнение!
— Постой, а когда это ты видел родинку на заднице мадам Рошан?
— Что? Да не в родинке дело. В крошках, застрявших в бороде и в отсутствии нижнего белья на девице, которая выносила список номинантов на соискание.
— В самом деле? Знаешь, можешь считать и меня неадекватным, но я решительно не понимаю.
— Спасибо, друг! Ты единственный, кого я могу послать и не опасаться, что ты оттуда вылезешь.
— Спасибо. Это… приятно…
— И обязательно на последней странице это слово «КОНЕЦ».

(до-мажор)

Подпирает месяц небо,
Он три ночи не Луна.
Я сегодня умираю,
Мне сегодня трын-трава.

По неведанной дорожке
Проезжает водовоз,
В габардиновом мешочке
На базар кота повёз.

Он отрезал мне лодыжки
Деревянным колесом,
А я даже не заметил,
Я ж сегодня не живой.

В кабаке, что возле церкви,
Скачет, пляшет хоровод:
Перековавшиеся черти
Отмечают Крестный ход.

Медяками обложили,
Привели ко мне попа.
Тут вы, братцы, поспешили,
Поживём ещё пока.

Опалённый перегаром
Воин националист
Осмотрел, ощупал, вынес
Положительный вердикт.

Подпирает месяц небо,
Он три ночи не Луна.
Нет, я не умираю.
Просто лопнула струна)