— Да ты кто такой вообще?
— Я? Я принц Гамильтон! – принц, подбоченясь фертом, выпятил грудь: — С Нижних Холмов! Ваш жених и, соответственно, будущий супруг!
— Что? – раскрыв рот, принцесса плюхнулась в кресло: — Пошёл вон, болван! Не пойду я за тебя замуж. Ни за что! Эй! Гоните его в шею!
— А кто тебя спрашивать-то будет, корова пучеглазая? – принц приблизился, наступил ногой на подлокотник.
— Папа!
— Папа. Папа твой мне в чпокер Васильковые Луга проиграл. И единственный законный способ передать их мне, не вызывая толки, выдать тебя за меня и всучить землю в качестве приданого. Так что варежку свою захлопни, а то муха залетит, и иди собирайся. Бери там, чего надо и поедем.
— Папа! Стража!
— Тоже мне, Бриджит Бордо. Элла Коцмельбоген. Чего ты ерепенишься? Сдалась ты мне, как черепахе юбочка. Меня твоё мурло собачье тоже не вдохновляет. Поживёшь у меня во флигелёчке. Садик, оранжерея от мамаши остались, фонтан в три яруса, а там глядишь или война какая, или чума. Короче… Епископ проплаченный и родня ждёт, столы накрыты, церемония через час. Собирайся.
— Оранжерея?
— Ну.
— Хм… И фонтан в три яруса?
— То ли три, то ли четыре, я и не помню. Я туда и не захожу. Там нянька хозяйствует.
Пухлые щёчки принцессы залились румянцем, глаза стыдливо опустились в пол:
— А можно, можно я с собой своих кукол возьму?
— Бери. Только быстро!
— Ля-ля-ля!
Принцесса вскочила и вприпрыжку побежала в свою комнату.
— Особо не заморачивайся, чего надо по дороге купим! – крикнул в след Гамильтон, почёсывая под камзолом брюхо: — Чёрт! Как жмут эти обтягивающие колготы. Какой дурак ввёл такую непотребность в моду?
Он попробовал оттянуть ткань в области паха, но она тут же вернулась на место, ещё сильнее сжав содержимое.
Подойдя к окну принц внезапно замер, его брови поднялись до края берета, украшавшего его голову:
— Однако… женюсь? Что ли…

                                                                   и жили они долго и счастливо

                          https://www.youtube.com/watch?v=V8BrNSD72Pw

Смузи.

— Дурацкие кнопки! Кто опять пульт трогал?
— Пап?
— М?
— Что такое смузи?
— Напиток такой. Из ягод.
— А папильоны?
— У… М-мм… Собаки такие. Противные.
— А как правильно пишется «стесняюсь» или «стисняюсь»?
— Э-э… Ладно. На, держи свой телефон!
— Спасибо, папочка! Ты самый лучший!
— Только маме скажешь, что я вечером отдал! И, это, в следующий раз накажу по настоящему.
— Ура!
— Папильоны… Чёрт знает что. Тут кубок кубков начинается, а они со своими смузями. Обходились же древние люди без интернета. Вот я, к примеру. Чему вас только в школе учат, стисняюсь, тьфу, стесняюсь спросить…

Охота на тигра.

— И вот, нас окружили под Балрампуром. Позади непроходимые джунгли, усеянные дикими дикарями, впереди непролазные горы. Наша рота увязла в болоте. Под градом пуль и стрел. Капитан скомандовал: «Становись!». И мы встали! Залп! Ещё залп! Вопли раненых дикарей эхом разлетались у нас над головами. «Примкнуть штыки! В рукопашную! Держать строй!». Но вдруг! Справа в нас ударил отряд боевых коров. Каре дрогнуло. «За королеву!» пал наш капитан под выменем обезумевшего зверя. Казалось бы всё. Но тут я выхватил кнут и щёлк! Щёлк! Стадо в испуге повернуло и бросилось прочь, давя своих хозяев. Два щелчка – это сигнал возвращаться на вечернюю дойку.
— Что Вы говорите?
— Да. «За Великую Британию! За королеву! Вперёд!». Поверженный враг трусливо бежал. Мы благополучно вошли в город и всё-таки доставили в гарнизон партию свежего выпуска «Таймс». Это малоизвестное сражение, по сути, явилось переломным в истории Ост-Индийской компании.
— Ах! Это Вы там получили своё ранение, доктор?
— Нет. Это я упал с крепостной стены, когда играл в крокет. Однако, я, вероятно, утомил Вас, мисс Морстен?
— Ну, что Вы, доктор! Отставной хирург на половинном жаловании в поисках богатых невест. Это так романтично.
— В самом деле? Тогда, пока мой друг не вернулся, я расскажу Вам, как я охотился на тигра… Кстати, его шкура висит в моей спальне… не желаете взглянуть?
— Ах! Почту за великое удовольствие.
— Только прошу осторожнее. Пятая ступенька скрипит, а мне бы не хотелось потревожить квартирную хозяйку. В эти часы у неё по обыкновению процедуры…

— Группа захвата уехала?
— Уехала.
— Ну, что? Приступим?
— Давай. Пиши. Комната три на четыре. Стены голубого цвета, эмульсия, с обильными следами капель, предположительно органического происхождения, предположительно, — Лысый соскоблил немного краски в пакетик, брезгливо осмотрел на свет: — предположительно следы эякуляции.
— Хм, — Очкарик поморщился, продолжая записывать.
— Посреди комнаты диван. ДСП. Боковые спинки лакированные, одна отсутствует. На диване ватный матрас.
— Обоссаный?
Лысый принюхался:
— Так точно.
Очкарик утвердительно кивнул.
— Так же порванное ватное одеяло и поролоновая подушка без наволочки с характерным запахом кала и плесени.
— Угу.
— Под диваном, — Лысый, встав на четвереньки заглянул под диван: — Под диваном находится мужчина. Лет сорока – сорока пяти. Приметы совпадают с подозреваемым, на левом плече татуировка «ССЫКУН». Несколько, э-э, раз, два, три… семь пустых бутылок из-под водки отечественного производства. Так, — Лысый поднялся: — Да, в противоположной от двери стене имеется окно. На подоконнике пепел, окурки, цветок в глиняном горшке. Перечная мята.
— Мята луговая. Мента арвенсис, — прозвучало из-под дивана.
— Да? – Лысый почесал макушку: — Хрен с ней. Пиши луговая. Ну всё, кажись.
— Ладно, поехали. Смердит как в вокзальном сортире…
— Ссыкун в своём репертуаре. Поехали. Опечатывать квартиру будем?
— Кто ломал, тот пусть и опечатывает.
— И то.

Лысый и Очкарик стояли у входа в управление из которого они только что вышли.
— Подумаешь.  Что у меня десять рук что ли? Я всё должен делать? Дай закурить.
— Держи.
— Наше дело протокол осмотра составить. За Ссыкуном не хай маски-шоу бегают. Их косяк. Нет, вот всегда мы у него крайние.
— Плюнь. Охранниками на парковке оно даже спокойнее. Смену отдежурил и свободен как ветер. А этими элементами эякуляций и подушками фекалоидными пусть доблестные опера занимаются. О! Гляди.
— Мята?
— У Ссыкуна одолжил. На стакан водочки один листик, м-м… Проходит, как нектар.
— Это же вещдок.
— Это, — Лысый потряс пахучей веточкой: — Это Ментас, мать его, арвенсис.
Он бережно спрятал растение во внутренний карман пальто.
Очкарик бросил потухшую сигарету под ноги и посмотрел на Лысого:
— Вот если бы каждый с таким трепетом, аккуратностью и вниманием относился к своим обязанностям, в мире не было бы жестокости и несправедливости.
— И проклятых шестичасовых новостей…, — со вздохом добавил Лысый.

Четверо сидели за столом, на котором были разбросаны игральные карты и покерные фишки. Тут же стояли стаканы, бутылка виски и две полные до краев пепельницы.

В комнате царила полутьма: лампочка под зеленым абажуром высвечивала только стол. Папиросный дым клубился над головами играющих и уходил прочь – в густую тень.

Фрэнк Морган, сильный мужчина с сосредоточенным взглядом и тонкими губами, выложил каре из четырех королей и откинулся на спинку стула, слегка постукивая кончиками пальцев по столу.

Повисла пауза, а затем трое его соперников с недовольными возгласами бросили карты.

Джипо – по паспорту Джузеппе Мандини – чернявый толстячок с коротко стриженными, уже поседевшими на висках курчавыми волосами и острым носиком – сдвинул свои фишки в сторону Моргана и с горечью усмехнулся.

– Все, продулся! – объявил он. – Вот везенье! Хоть бы одна карта выше девятки за весь вечер!

Эд Блэк перебрал пальцами свою аккуратно сложенную стопку фишек, отделил от нее четыре штуки и тоже передвинул их к Моргану. Блэк, белокурый красавец высокого роста, дочерна загорелый, обладал той внешностью, которая привлекает женщин, но настораживает мужчин. На нем был тщательно выглаженный серый фланелевый костюм и галстук из цветной ткани: желтые подковы на бутылочно-зеленом фоне. Он был одет, несомненно, лучше других участников компании.

Четвертый и самый младший за столом был Алекс Китсон – парень лет двадцати трех. Крепкого телосложения, темноволосый, с высокими скулами и приплюснутым носом профе

Мираж (1983) — Сцена, запомнившаяся с детства. — YouTube

https://www.youtube.com/watch?v=jadPg7SXNQ8

Теперь про:

Только у нас кошка, хи-хи дикая.

Маня? кошка моментально устроилась у меня на коленях и начала неприлично урчать, щуря глазки и сжимая ладошки (если это применнимо к животным). Удивления хозяйки не было предела.

Через неделю пришла сводка, что по кварталу «работали»

Ни хозяйку, ни кошку я с тех пор не встречал.

https://www.youtube.com/watch?v=5teM7YEH7U4

— Иисус воскрес!
— Шо? Опять?

Приблизился вплотную.
Анна сжалась, зажмурилась.
— Шлюха, — прошипел Саша.
Поднятый кулак медленно разжался, ладонь погладила Анну по щеке.
Саша поцеловал. Отошёл. Глаза его бегали по комнате.
Анна сидела на полке для обуви, дрожала, от чего неприятно дребезжало зеркало.
— А пошли в зоопарк? – Саша улыбнулся. Улыбнулся так, как тогда, во время их первой встречи.
— Пошли.
Зеркало перестало дребезжать, Анна встала и вышла за дверь, сбрасывая на ходу тапочки и халат, который ей подарила мама.

Иду, я, иду. Никого не трогаю. Птички поют. Синяки цыгарки стреляют. Дамочки под юбками шуршат. Скорая помощь воет в пробке, как раненный медведь. Дети (цветы жизни) под ногами, пытаются погибнуть смертью храбрых и вдруг… У перекрёстка… Толпа молодняка. Анимэ. Голубые, розовые, взъерошенные, с косичками, всякие-всякие. В гульфиках, с рюкзачками, как положено. И все щебечут. Прислушался. Хамукуки тисакаси, хасё мацо. По-японски. Стоят, галдят. Ну, да, думаю, вы такие же японцы, как я Мандельштам (не к сумеркам будет помянуто). Руку протягиваю и хвать под юбчонку «Луну в матроске».
— А-а! Ёб твою мать! Сука! Больно же, блядь! – взлетела аж до фонаря.
Однако, всё-таки японцы. Что ж, и на старуху бывает проруха, как сказала небезысвесная  Инга Зайонц через месяц после свадьбы с Колей Остен-Бакеном.

Всё.

То есть… аригато)

А вы говорите...