Замок.
— И Вы уверены, что он придёт?
— Абсолютно.
— Он что, идиот?
— Нет, мой милый Рубек, он гораздо хуже. Он гений.
— Но он не может не понимать, что мы его тут ждём. Неужели он рассчитывает вскрыть замок и после этого незаметно удалиться?
— Всё он понимает, всё он считает и рассчитывает, но это его абсолютный смысл, которому он не в силах противостоять. Это единственный замок мастера Лафита, который он не открывал. Ему и не важно, что за этим замком фамильные счёты Бурбонов, сделанные из фиговых косточек. Ему необходим даже не результат, а процесс. Тихо! Вот и он!
Рубек и Шпендлер замерли за портьерой. В темноте было видно, как грузная фигура пытается протиснуться в весьма узкую форточку, предусмотрительно оставленную открытой. Раздалось кряхтение и брань.
— Проклятье, надо было оставить открытым всё окно. Как бы не отказался он от задумки, — шепнул взволнованный Рубек.
— Исключено, — уверенно ответил Шпендлер.
Наконец, ночной посетитель ввалился-таки на пол музея, поминая всех святых и опрокидывая попутно вазы, стулья и столики; встал, поскользнулся, ухватился за гобелен Меерса под названием «Ландыши в паху», упал с ним и покатился, распространяя чудовищные ругательства. Ударившись о ларь с фамильными счётами, фигура замерла. Через некоторое время полной бездвижности, в одной руке мелькнула сигарета, в другой зажигалка. Зажигалка очень долго не зажигалась. Противное чирканье сточенного кремня очень раздражало. Однако, минуты через три, систематического беспрерывного клацанья колёсиком, фигура громогласно произнесла слово на букву «Б» и прометеевский огонь вспыхнул противным синим пламенем. Не отрывая головы от пола, фигура ещё минуты две курила, потом ловко запустила окурок в форточку и поднялась. Шпендлер опознал Бука, неуловимого медвежатника, перед которым не устоял ни один замок в Европе:
— Это он…
Рубек кивнул.
Бук издал истомный выдох, начал гладить, щупать и нюхать ларец. Вот он обнаружил заветное отверстие и припал к нему губами, начал целовать замочную скважину, что-то нашёптывая по-французски, переходя на пошлые скабрёзности. Обезьяноподобная голова стонала, тёрлась щеками о мерцающий в лунном свете предмет.
— Это отвратительно! – не выдержал Рубек.
— Ещё мгновение, вот он – момент истины! – остановил его возбуждённый Шпендлер.
Бук начал расстёгивать штаны.
— Да неужели…, — вырвалось у Рубека.
Шпендлер успел закрыть ему рот рукой.
Бук достал кувалду и со всего размаху врезал по ларцу. Ларец разлетелся вдребезги. Затем Бук начал бить замок, пока тот не превратился в сплющенную пакость. Бук запустил кувалдой в стену и обессиленный рухнул на гобелен Меерса.
— Руки вверх! – выскочил Рубек с фонариком и револьвером наготове: — Это и есть ваш гений? – обратился Рубек к поникшему Шпендлеру: — Великий и неуловимый?
— Похоже на то, — Шпендлер сел на стул, разглядывая храпевшее на полу туловище: — Вызывайте наряд, Рубек.
Рубек засвистел в свисток, Бук открыл глаза и, встретившись с печальным взглядом Шпендлера, недоумённо спросил:
— А где мои тапочки?
